Захватывающие краски холмов Тосканы

О фотографе, которого зовут Adnan Bubal, известно совсем немного, однако его потрясающие фотографии с природой и ландшафтами говорят сами за себя. Одна из его красивейших работ посвящена Тоскане — региону, расположенному в центральной Италии. Захватывающие дух холмы и окружающие пейзажи являются одним из любимейших мест для отдыха и съёмки у путешественников и фотографов со всего мира.

«Собака-копилка» собрала миллион рублей для бездомных животных

Установленный в Тюмени силами общественников и волонтеров памятник «Собака-копилка» не только окупил свое появление, но способствует финансовой поддержке бездомных животных. Так, за три года в бронзовую собаку горожане и гости Тюмени положили в общей сложности 1 миллион 61 тысячу рублей.

Помимо российской валюты, по словам директора фонда «Потеряшки» Ольги Донис, люди оставляли и европейские монеты, и казахские тенге.

Средства, собранные памятником, направляются местному приюту для бездомных животных, а также на содержание собак и кошек, которых взяли себе волонтеры, сообщает «Интерфакс».

Кроме сбора пожертвований через памятник, активисты проводили и отдельную акцию, призывая тюменцев принести скопившуюся дома мелочь для животных. В итоге было собрано 212 килограмм монет, что может составить сумму порядка 50 тысяч рублей.

Странная история человека, который не знал страха

Джастин Файнштейн шесть лет бился над тем, чтобы напугать подопытную под кодовым обозначением SM. Он показывал ей «Ведьму из Блэр», «Боязнь пауков», «Сияние» и «Молчание ягнят» — бесполезно. Он взял её в магазин экзотических животных, но она без видимого повода достала змею из террариума и восторженно потрогала пальчиком её язык. И только из-за вмешательства продавца она не смогла подружиться с симпатичным пауком-птицеедом.

Тогда г-н Файнштейн повёз её в заброшенный туберкулёзный санаторий Уэверли-Хиллс — «самый страшный дом на свете», если верить рекламным буклетам. Служители аттракциона исправно включали странные шумы и жуткую музыку, а актёры изо всех сил изображали убийц, чудовищ и призраков, но она лишь смеялась, когда другие туристы благодарно вопили от ужаса. Более того, ей случайно удалось напугать одного из «монстров», когда она из любопытства попыталась дотронуться до его головы.

Г-н Файнштейн, клинической нейропсихолог Калифорнийского технологического института (США), на этом примере пытался понять, как в нашем мозге рождается страх. Пользы от этого — море. Например, можно было бы разработать эффективные методы лечения посттравматического стрессового расстройства.

SM привлекла внимание учёных, когда постучалась в лабораторию невролога Дэниэла Трэнела из Университета штата Айова (США) в середине 1980-х годов. Ей только что поставили диагноз «болезнь Урбаха — Вите». Это генетическое расстройство встречается так редко, что на сегодня известно менее трёхсот случаев. В числе симптомов — кожные повреждения и отложения кальция в мозге. У SM болезнь уничтожила оба миндалевидных тела.

«Настолько локализованный очаг повреждений встречается крайне редко, — отмечает нейробиолог Дэниэл Кеннеди из Индианского университета (США). — Таких случаев всего пара десятков». Увидев это, г-н Трэнел понял, что ему выпал уникальный шанс изучить функции данной области мозга.

Миндалевидные тела (по одному в каждом полушарии) играют важную роль в образовании эмоций, особенно страха. Это давно известно, но детали туманны. В частности, учёные пока не могут сказать, насколько миндалевидные тела необходимы для страха, отмечает Майк Кёнигс из Университета штата Висконсин в Мэдисоне (США). Возможно, активность миндалевидного тела, регистрируемая томографом, — всего лишь результат деятельности других областей мозга.

Казалось бы, случай SM исключал эту возможность, ибо вместе с миндалевидными телами у неё полностью исчезло чувство страха, тогда как вся остальная эмоциональная палитра не претерпела изменений. При этом она отличалась чрезвычайной живостью. Можно сказать, она в каком-то смысле гналась за новыми ощущениями. Однажды учёные пригласили её в ресторан, где она с удовольствием поболтала с официантом, а на следующий день попросила отвести её в то же место. Увидев того же официанта, она заметно повеселела и была с ним чрезвычайно приветлива.

Это признак того, что, в отличие от большинства других людей, SM не способна распознавать едва заметные намёки, которые заставляют нас вести себя более сдержанно в определённых ситуациях. «Людей, которые вам и мне показались бы тёмными личностями, она назвала бы заслуживающими доверия, — говорит г-н Кеннеди. — Она предвзято относится к людям в том смысле, что со всеми хочет сблизиться». По-видимому, миндалевидные тела отвечают не только за страх как эмоцию, но и за некоторые аспекты социального поведения.

Г-н Кеннеди недавно проверил степень открытости SM на примере её чувства личного пространства. Он просил женщин медленно приближаться к SM, а той предстояло дать знак, когда она начнёт ощущать дискомфорт. Эта граница расположена на расстоянии 0,34 м от неё, то есть почти вдвое ближе, чем у других участников эксперимента.

Более того, выяснилось, что SM не способна читать выражения лиц, но не способна избирательно: она видит радость и печаль, но не может определить страх. Причём это подсознательная реакция: лица, искажённые страхом или злобой, вперемешку с ничего не выражающими физиономиями появлялись на экране всего на 40 мс, и от SM требовалось нажать на кнопку как можно быстрее при виде лица, выражавшего скорее страх, чем гнев. С этим заданием она справилась примерно так же, как остальные. Но когда ей дали неограниченное время на размышление, она стала ошибаться.

Копнув поглубже, г-н Кеннеди обнаружил, что проблема в том, как мозг направляет её взгляд. SM просто не смотрит в глаза людей, когда в них читается страх, то есть когда они расширяются. Когда её поставили в такие условия, что она не могла не смотреть в глаза, она стала чаще правильно определять лица испуганных людей.

Таким образом, миндалевидное тело — это не просто «детектор опасности». Опасность, по-видимому, регистрируется другими областями мозга, а миндалевидные тела по итогам этой работы управляют нашим вниманием для сбора критически важной информации о степени опасности. Результатом становится чувство страха. А поскольку у SM миндалевидные тела отсутствовали, она ощущала только возбуждение сродни чувству азарта, но не страх. Этим и объясняется то, что в зоомагазине и в «доме с привидениями» она не была равнодушной, как того следовало бы ожидать от бесстрашного человека.

Но г-н Файнштейн слегла разрушил эту стройную теорию. Ему наконец-то удалось напугать бедняжку.

В одном из экспериментов к ней присоединились близнецы AM и BG с идентичными повреждениями миндалевидных тел. Г-н Файнштейн обратился к классическому тесту на панику: попросил участников надеть маски, в которые подавался воздух с 35-процентным содержанием углекислого газа. У большинства здоровых людей немедленно начинается одышка, учащается сердцебиение, выступает пот, кружится голова. Примерно четверть впадает в панику.

Как ни странно, все трое тоже пережили панику. SM замахала руками, указывая на маску, и закричала: «Помогите!» Когда маску сняли, она сказала: «Я запаниковала, потому что, чёрт возьми, не понимала, что происходит». Впервые с начала болезни она испытала страх.

Двое других отреагировали практически аналогично. AM скривилась и сжала левую руку в кулак, попытавшись освободиться. По её словам, она испугалась, что задохнётся, и заметила, что это был самый ужасный момент в её жизни. BG стала хватать ртом воздух и сама сорвала маску, признавшись потом, что ощутила нечто совершенно новое — страх близкой смерти.

После такого г-н Файнтштейн не знал, что и думать. На протяжении десятилетий пара миндалевидных тел мозга описывалась как центр страха, и казалось естественным, что при их отсутствии человек становится отчаянно смелым.

Однако учёный вскоре пришёл к выводу, что старая теория не так уж неверна. По-видимому, мозг иначе обрабатывает угрозы, исходящие изнутри (астма, сердечный приступ и др.). «Это первичный слой, базовая форма страха», — подчёркивает г-н Файнштейн. Действительно, тут не за чем напрягать внимание и оценивать состояние окружающей среды: высокий уровень углекислого газа во вдыхаемом воздухе непосредственно приводит к изменению кислотности крови, в результате чего запускается каскад реакций в мозге. Поэтому паника возникает и без «миндалин» — скорее всего, где-то в гипоталамусе и периакведуктальном (центральном) сером веществе.

И здесь надо обратить внимание на такой важный момент. Люди, обладающие миндалевидными телами, понимают, что это научный эксперимент, что учёные не позволят случиться страшному. Оттого и паника у них другая. В данном же случае наше трио испытало самый что ни на есть настоящий предсмертный ужас. Они не смогли должным образом интерпретировать охватившее их возбуждение.

Роль миндалевидных тел в оценке риска объясняет и другой странный результат подобных экспериментов. У здоровых участников, как правило, появляется упреждающая реакция при повторении теста: перед повторным надеванием маски у них меняется характер потоотделения и слегка учащается сердцебиение. Добровольцы с болезнью Урбаха — Вите во второй раз ведут себя так же бесстрашно, как в первый. Следовательно, миндалевидное тело отвечает ещё и за сохранение воспоминаний о пережитом ужасе.

Интересно, что в выборке из 200 ветеранов войны во Вьетнаме с черепно-мозговой травмой никто из пациентов с повреждёнными «миндалинами» не приобрёл посттравматического стрессового расстройства.

Так что работать с этой областью мозга следует очень осторожно. С одной стороны, из-за неё мы не можем избавиться от мучительных воспоминаний, с другой — она защищает нас и учит впредь избегать опасностей. Лишённая её SM однажды призналась: «Я никому не пожелала бы такого».

Подготовлено по материалам NewScientist.