Александра Очирова

Мой ангел.

Мой ангел, где тебя искать?
Как мне найти твою обитель
И как лицо твое увидеть,
Чтобы хоть издали узнать?
Мой ангел, пред тобой в долгу
За то, что я жива и слышу,
Как шлейф к венцу одетых вишен
Витает в доме и в саду.
За то, что я была добра
И что любви не потеряла,
Что мне всегда всего хватало.
За то, что я была одна
За то, что я была вдвоем,
Что никого не предавала,
А смысл того, что я искала,
Был в покровительстве твоем.
Мой ангел, ты всегда со мной,
С момента самого рожденья,
И мера счастья и везенья
Всегда отмерена тобой.
Прости, что где-то неправа,
Я к невозможному стремилась.
Но мне всегда являлась милость
И два невидимых крыла.

Стихи  о Пасхе русских поэтов

Христос воскрес!

Христос воскрес! Опять с зарею
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажегся над землею
Для новой жизни новый день.

Еще чернеют чащи бора;
Еще в тени его сырой,
Как зеркала, стоят озера
И дышат свежестью ночной;

Еще в синеющих долинах
Плывут туманы... Но смотри:
Уже горят на горных льдинах
Лучи огнистые зари!

Они в выси пока сияют.
Недостижимой, как мечта,
Где голоса земли смолкают
И непорочна красота.

Но, с каждым часом приближаясь
Из-за алеющих вершин,
Они заблещут, разгораясь,
И в тьму лесов, и в глубь долин;

Они взойдут в красе желанной
И возвестят с высот небес,
Что день настал обетованный,
Что Бог воистину воскрес!

И. А. Бунин
1896

Стихи  о Пасхе русских поэтов

Христос воскрес!

Повсюду благовест гудит,
Из всех церквей народ валит.
Заря глядит уже с небес…
Христос воскрес! Христос воскрес!

С полей уж снят покров снегов,
И реки рвутся из оков,
И зеленеет ближний лес…
Христос воскрес! Христос воскрес!

Вот просыпается земля,
И одеваются поля,
Весна идет, полна чудес!
Христос воскрес! Христос воскрес!

А. Майков
1883

* * *
Как солнце блещет ярко,
Как неба глубь светла,
Как весело и громко
Гудят колокола.

Немолчно в Божьих храмах
Поют «Христос Воскресе!»
И звуки дивной песни
Доходят до небес.

Алексей Николаевич Плещеев
(1825-1893)

Стихи  о Пасхе русских поэтов

Утешенье

Тот, Кто с вечною любовью
Воздавал за зло добром,
Избиен, покрытый кровью,
Венчан терновым венцом,

Всех с Собой страданьем сближенных
В жизни долею обиженных,
Угнетенных и униженных
Осенил Своим крестом.

Вы, чьи лучшие стремленья
Даром гибнут под ярмом,
Верьте, други, в избавленье,
К Божью свету мы грядем.

Вы, кручиною согбенные,
Вы, цепями удрученные,
Вы, Христу, сопогребенные,
Совоскреснете с Христом.

А. К. Толстой

Стихи  о Пасхе русских поэтов

День Православного Востока,
Святись, святись, великий день,
Разлей свой благовест широко
И всю Россию им одень!

Но и святой Руси пределом
Его призыва не стесняй:
Пусть слышен будет в мире целом,
Пускай он льется через край,

Своею дальнею волною
И ту долину захватя,
Где бьется с немощию злою
Мое родимое дитя,* –
Тот светлый край, куда в изгнанье
Она судьбой увлечена,
Где неба южного дыханье
Как врачебство лишь пьет она.

О, дай болящей исцеленья,
Отрадой в душу ей повей,
Чтобы в Христово Воскресенье
Всецело жизнь воскресла в ней.

Ф.Тютчев
16 апреля 1872

* Это стихотворение написано Ф.Тютчевым 16 апреля 1872 г.,
в день Святой Пасхи, и послано дочери поэта М.Ф.Тютчевой, умиравшей в то время в городе Рейхенгалле (Бавария).

Обожженная Муза

Александр Межиров

Покидаю Невскую Дубровку,
Кое-как плетусь по рубежу
Отхожу на переформировку
И остатки взвода увожу.

Армия моя не уцелела,
Не осталось близких у меня
От артиллерийского обстрела,
От косоприцельного огня.

Перейдем по Охтенскому мосту
И на Охте станем на постой
Отдирать окопную коросту,
Женскою пленяться красотой.

Охта деревянная разбита,
Растащили Охту на дрова.
Только жизнь, она сильнее быта:
Быта нет, а жизнь еще жива.

Богачов со мной из медсанбата,
Мы в глаза друг другу не глядим
Слишком борода его щербата,
Слишком взгляд угрюм и нелюдим.

Слишком на лице его усталом
Борозды о многом говорят.
Спиртом неразбавленным и салом
Богачов запасливый богат.

Мы на Верхней Охте квартируем.
Две сестры хозяйствуют в дому,
Самым первым в жизни поцелуем
Памятные сердцу моему.

Помню, помню календарь настольный,
Старый календарь перекидной,
Записи на нем и почерк школьный,
Прежде — школьный, а потом — иной.

Прежде — буквы детские, смешные,
Именины и каникул дни.
Ну, а после — записи иные.
Иначе написаны они.

Помню, помню, как мало-помалу
Голос горя нарастал и креп:
«Умер папа»». «Схоронили маму».
«Потеряли карточки на хлеб».

Знак вопроса — исступленно дерзкий.
Росчерк — бесшабашно-удалой.
А потом — рисунок полудетский:
Сердце, поражен ное стрелой.

Очерк сердца зыбок инеловок,
А стрела перната и мила
Даты первых переформировок,
Первых постояльцев имена.

Друг на друга буквы повалились,
Сгрудились недвижно и мертво:
«Поселились. Пили. Веселились».
Вот и все. И больше ничего.

Здесь и я с друзьями в соучастье, —
Наспех фотографии даря,
Переформированные части
Прямо в бой идут с календаря.

Дождь на стеклах искажает лица
Двух сестер, сидящих у окна;
Переформировка длится, длится,
Никогда не кончится она.

Наступаю, отхожу и рушу
Все, что было сделано не так.
Переформировываю душу
Для грядущих маршей и атак.

Вижу вновь, как, в час прощаясь ранний,
Ничего на память не берем.
Умираю от воспоминаний
Над перекидным календарем.

Обожженная Муза

Я ухожу от пули...

Я ухожу от пули,
          делаю отчаянный рывок.
Я снова живой
          на выжженном теле Крыма.
И вырастают
          вместо крыльев тревог
за моей человечьей спиной
          надежды крылья.
Васильками над бруствером,
          уцелевшими от огня,
склонившимися
          над выжившим отделеньем,
жизнь моя довоенная
          разглядывает меня
с удивленьем.
До первой пули я хвастал:
          чего не могу посметь?
До первой пули
          врал я напропалую.
Но свистнула первая пуля,
          кого-то накрыла смерть,
а я приготовился
          пулю встретить вторую.
Ребята, когда нас выплеснет
          из окопа четкий приказ,
не растопчите
          этих цветов в наступленье!
пусть синими их глазами
          глядит и глядит на нас
идущее за нами поколенье.

Булат Окуджава.
Избранное. Стихотворения.
"Московский Рабочий", 1989.

Обожженная Муза

Юрий Левитанский

***

Ну что с того, что я там был.
Я был давно, я все забыл.
Не помню дней, не помню дат.
И тех форсированных рек.
Я неопознанный солдат.
Я рядовой, я имярек.
Я меткой пули недолет.
Я лед кровавый в январе.
Я крепко впаян в этот лед.
Я в нем как мушка в янтаре.

Ну что с того, что я там был.
Я все забыл. Я все избыл.
Не помню дат, не помню дней,
названий вспомнить не могу.
Я топот загнанных коней.
Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня,
я бой на дальнем рубеже.
Я пламя вечного огня,
и пламя гильзы в блиндаже.

Ну что с того, что я там был.
В том грозном быть или не быть.
Я это все почти забыл,
я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне,
война участвует во мне.
И пламя вечного огня
горит на скулах у меня.

Уже меня не исключить
из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить
от тех снегов, от той зимы.
И с той зимой, и с той землей,
уже меня не разлучить.
До тех снегов, где вам уже
моих следов не различить.

Семен Гудзенко — Мое поколение (Нас не нужно жалеть)

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

Расцвели и опали… Проходит четвертая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая участь солдат.

У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя —
только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,
все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордится сыны.

Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.

Кто вернется — долюбит? Нет! Сердца на это не хватит,
и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.
Нет мужчины в семье — нет детей, нет хозяина в хате.
Разве горю такому помогут рыданья живых?

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели
приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.

Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
эту взятую с боем суровую правду солдат.
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-
это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.

…Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
пусть нами пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.

Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем —
все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.

1943