- От четырех мальчишек? Скорее они нуждаются в защите!
- Что ты хочешь этим сказать, мой господин? Они нуждаются в защите? От кого?
- Не будем об этом, - буркнул султан.
- Что?! - взвизгнула Бесма.
- То, что слышала. И не смей кричать на меня, женщина. Пока что я еще султан здесь, а ты моя раба. Не забывайся! Иначе мне придется освежить твою память при помощи нескольких хороших плетей!
Но Бесма не унималась:
- Ты что, думаешь, что я что-то сделаю с этими детьми?! За кого ты меня принимаешь? Я женщина в конце концов и мать, которая подарила тебе наследника!
- Я прекрасно знаю, кто ты такая, - холодно ответил Баязет. - А наследника мне подарила Киюзем. Его звали Мустафа, и, если ты еще помнишь, в возрасте двух с половиной лет он умер. Причем поговаривали, что ты отравила его!
- Бред безумной женщины! Киюзем повредилась рассудком после гибели своего первенца.
- Это был не бред, а серьезное обвинение. И прозвучало оно со стороны отнюдь не сумасшедшей, а просто убитой горем женщины. И мне известно, что обвинение имело под собой основания. Знай, что Киюзем никогда не была безумной, равно как и ее дети никогда не были умалишенными.
У Бесмы отвисла челюсть. Придя чуть-чуть в себя, она проговорила:
- Раз тебе казалось, что я отравила Мустафу, почему же ты меня не казнил?
Баязет вздохнул:
- Я сам постоянно задаю себе этот вопрос на протяжении тридцати двух лет. Я не казнил тебя, наверное, потому, что Ахмед тогда был еще ребенком и нуждался в матери. А может, оттого, что я понимал: твоя смерть не вернет мне моего любимого сына. Но берегись, женщина! Ты все еще вполне можешь окончить свою жизнь в зашитом мешке на дне морском! Ахмеду больше не нужна мать. Равно как и мне!
Умная женщина промолчала бы, но гнев затмил Бесме разум.
- Как ты смеешь называть меня убийцей?
- Смею, смею. Между прочим, добрые люди на улице еще не так тебя называют. Берегись, кадина! Селим и его семейство находятся под моей личной защитой. И если что-нибудь вдруг приключится с ними, я вот этими руками задушу тебя н скормлю голодным псам.
Женщина побледнела как смерть и только тут, кажется, сумела взять себя в руки. Бросив на султана ядовитый взгляд, она выбежала из комнаты.
Глава 24
Весна 1509 года, которая началась так многообещающе, в мае вдруг подарила Турции весьма необычную погоду. Утро девятого числа выдалось хмурым и неприглядным. Желтоватое небо отражалось в серо-буром море, стоял мертвый штиль и тишина, ничем не нарушаемая в течение нескольких часов. Даже птицы притихли и попрятались в свои гнезда. Так было вплоть до полудня.
Рабы во дворце Лунного света с испуганными лицами суетились, выполняя обычную поденную работу. Природа вот уже несколько последних дней вела себя очень странно, причем по ночам было не лучше. После наступления сумерек в распахнутые настежь для проветривания душных комнат окна не залетал ни единый порыв ветерка, злая луна хмуро висела в черном небе, и под ее неестественным светом белый мрамор дворца словно багровел...
Вдруг из-за холмов со стороны Константинополя донесся какой-то низкий зловещий гул. Все нарастая и нарастая, он наконец обратился в дикий шквал ветра, который пролетел над дворцом, пригибая к земле крепкие деревья, и устремился в море. Земля задрожала и застонала, словно раненый зверь. Страшной силы удар до основания потряс дворец и прилегающие постройки.
Рабы, кто где был, все как один повалились на землю, тихонько завывая от ужаса. Тем временем в земле начали открываться трещины и расщелины, утягивая в адскую глубину все, что бы ни было над ними. Потом они так же неожиданно закрывались и раздавливали свою добычу.
Сайра сидела в гостиной и играла в шахматы с Сулейманом, когда округу потряс первый удар. Вскочив с подушек, она вскрикнула:
- Сулейман! Скорее! Дети! Веди их сюда!
Юноша бросился из комнаты, но на пороге едва не столкнулся с Мариан. На руках у верной служанки кричала полуторагодовалая дочь Сарины Михри-хан, а из-за спины англичанки выглядывали семеро других детей. Причем старшие держали младших за руки.
- Мариан, слава Аллаху! Ты привела их сюда!
- А куда еще я могла их привести, мадам? Разве можно положиться на ваших никчемных, жалких рабов? Они расползаются по норам, как крысы!
Дворец вновь сильно встряхнуло, и младшие дети заревели. В комнату вбежали госпожа Рефет, Сарина, Зулейка и Фирузи. Дети, которые до этого жались друг к дружке, бросились к своим матерям.
Нилюфер, шестилетняя дочь Сайры, выбежала в личный сад матери и крикнула оттуда:
- Мама! А почему море уходит?
Бросившись к дочери. Сайра посмотрела туда, куда показывала девочка, и увидела, что вода и вправду медленно отступала назад. Сайра, зачарованная зрелищем, опомнилась, лишь когда услышала рядом голос Зулейки:
- Я видела такое однажды в Китае. Сейчас море выплеснется на дворец огромной волной.
- Неужели у нее хватит силы накрыть нас?
- Мне что-то подсказывает, что хватит. Бежим! Надо успеть подняться в башню-обсерваторию Селима!
Взяв маленькую Нилюфер за руки, Зулейка и Сайра бросились из сада обратно в гостиную, а оттуда все семейство принца, включая и тех рабов, которых удалось разыскать, спотыкаясь от страха, помчалось через лужайку к башне. Они позволили себе отдышаться, лишь когда взобрались на самый верх. Дети и кое-кто из рабов повалились без сил прямо на пол, а кадины принца и старшие мальчики подошли к высокому парапету башни и с ужасом взирали на открывшуюся им страшную сцену.
Море перестало отступать и после паузы огромной массой воды двинулось в обратную сторону. Волна с легкостью взлетела на холм, где стоял дворец, и хлынула на его обширную территорию.
- Мои сады! - застонала Сарина. - Соль уничтожит все, а розы только-только зацвели!
Сайра с трудом удержалась от смеха. Они едва спаслись от землетрясения и штормовой волны, а Сарина беспокоится за свои цветочки...
- Волна быстро спадет, и тогда мы оросим поля и сады свежей водой, ободряюще проговорила Зулейка.
Волна действительно перекинулась обратно в море, рухнув с холма мощным водопадом и оставив позади себя несколько центнеров живой рыбы и ракообразных, которые стали шустро расползаться по саду. Землю вновь сильно тряхнуло, затем по черному будто вороново крыло небосводу прокатился раскат оглушительного грома, и в следующее мгновение хлынули потоки ливня.
- Зала, - сказала госпожа Рефет, - зажги лампы. Ни зги не видно, Дрожащая от ужаса девушка повиновалась. При неровном свете ламп картина бедствия предстала в еще более страшном виде. Подземные толчки продолжались, правда, уже не такие сильные, но все еще наводившие на людей ужас. Рабыня зажгла последнюю лампу и вдруг истерически разрыдалась.
Молодые принцы покосились на нее с отвращением, а их младшие братья и сестры только смотрели вокруг, выпучив от ужаса глазенки. Заметив это. Сайра быстро приблизилась к рабыне и отвесила ей хлесткую пощечину:
- Прекрати сейчас же! Это всего-навсего землетрясение, пусть и довольно сильное!
Бас-кадина произнесла это твердым тоном, но в душе отнюдь не чувствовала уверенности. Сердце ее испуганно стучало в груди, а в голову настойчиво лезли тревожные мысли...
Где сейчас Селим? Он уже целую неделю находится в Константинополе. Успел ли выехать оттуда? В безопасности ли он? Какой силы удар потряс столицу?
Впрочем, Сайра понимала, что нет смысла терзаться сейчас вопросами, на которые не было ответа. Зато необходимо, как только позволит обстановка, заняться делом. То есть восстановлением порушенного разгулом стихии хозяйства.
Небо постепенно начало светлеть, и ливень прекратился. Погода стала быстро меняться к лучшему, с гор задул свежий ветер, показалось солнце.
Сайра повалилась на колени, и ее примеру тут же последовали все остальные.
- Нет других богов, кроме Аллаха и Пророка Его Магомета! Молитесь им! О Аллах, хвала тебе за то, что ты спас нас в минуту смертельной опасности! исступленно произнесла она, затем поднялась на ноги и обратилась к присутствующим:
- Думаю, теперь нам ничто не угрожает и худшее осталось позади. Давайте возвращаться домой.
На дрожащих ногах люди спустились по витой лестнице с башни-обсерватории и медленно побрели по превратившейся в болото лужайке ко дворцу.
Парадное крыльцо было расколото широкой трещиной. Нагнувшись, Сайра внимательно осмотрела ее.
- Трещина не так глубока, - заметила она, - ее можно заделать.
Оказавшись на центральном дворе, Сайра взяла в руки обтянутый овечьей кожей позолоченный молоток и несколько раз сильно ударила в гонг. Земля содрогнулась словно в ответ. Люди молча ждали. Наконец отовсюду стали стекаться испуганные рабы, выбиравшиеся из своих импровизированных укрытий, где они благополучно переждали землетрясение и шквал.
Бас-кадина быстро пересчитала их и обнаружила, что не хватает всего двух человек.
- Никто не ранен? - спросила она. - А где Шем и Латифе? Вперед вылез, как всегда, исполненный ложного чувства собственной значимости, старший евнух. Сайра встретила появление этого надутого индюка суровой отповедью:
- Где ты был, когда нам угрожала смертельная опасность? Мм, женщины, вынуждены были спасать рабов, пока ты прятал где-то свои жирные телеса. Не удивлюсь, если узнаю, что ты отсиделся в пищевом погребе. Я не вижу двоих рабов. Что тебе известно о них?
Старший евнух насупился:
- Как глава гарема нашего господина Селима...
- Как глава гарема нашего господина Селима, ты обязан был позаботиться о нашей безопасности! - резко перебила его Сайра. - Ты этого не сделал. Убирайся!
Невысокий от природы евнух даже приподнялся на цыпочках, дабы придать себе более грозный вид.
- Замолчи, несчастная! - взвизгнул он. - Кто ты такая, чтобы так разговаривать со мной?
У сгрудившихся вокруг рабов поотвисали от изумления челюсти. В общей тишине раздался негромкий и спокойный голос Сайры, которая медленно, выговаривая каждое слово, произнесла:
- Я бас-кадина нашего господина и мать султанского наследника. А теперь ступай, Али. Ты очень устал, выглядишь измученным и явно не понимаешь, что говоришь.
Удовлетворившись вежливостью тона Сайры, толстяк коротышка гордо прошествовал сквозь толпу слуг. Когда он ушел, вперед нерешительно вышел один из рабов, работавших на ферме:
- Когда началось землетрясение, моя госпожа, я видел, как Шем бросился к загону, чтобы освободить лошадей нашего хозяина. Что с ним сталось потом, я не знаю.
- Я видел! - подал голос другой раб. - Он успел отворить калитку и выпустить лошадей, но в ту же минуту земля разверзлась у него под ногами, и он провалился в гигантскую трещину. Я бросился ему на помощь, да было уже поздно: земля сомкнулась над ним.
Тогда заговорила одна из служанок:
- Мне кажется, что Латифе мертва, моя госпожа. Ей упала на голову медная лампа, сорвавшаяся с потолка. Она лежит в галерее, что между гаремом и покоями принца.
Сайра по-деловому принялась отдавать первые распоряжения окружившим ее людям по восстановлению пострадавшего от стихии дворца. Она также послала в галерею двух служанок узнать, жива ди бедняжка Латифе. Та оказалась, слава Богу, жива. Сарина тем временем собрала помощников и отправилась оценивать ущерб, нанесенный ее драгоценному саду землетрясением и соленым приливом.
Высокие стены, окружавшие имение принца, были полностью разрушены. В земле зияло несколько незакрывшихся расщелин, засеянные поля были вздыблены и изрыты трещинами. Вместе с тем большинство построек, если не считать двух хижин, уцелело. Кое-где стены треснули, но серьезных повреждений не обнаружилось. А главное, остались живы люди. Кроме Шема, понятно. Удалось спасти не только лошадей Селима, но и почти весь скот. Все эти радостные новости передал Сайре и госпоже Рефет евнух по имени Анбер. Сайра внимательно взглянула на этого негра, который всегда сильно напоминал ей Хаджи-бея и, между прочим, являлся его воспитанником.
- Где ты был во время землетрясения, Анбер?
- Я собрал сколько мог других рабов, и мы укрылись в безопасном месте, моя госпожа.
- Ты предан нашему повелителю?
- Жизнь за него отдам, моя госпожа.
- Думаю, в скором времени нам понадобится новый старший евнух. Улыбка тронула губы негра.
- Как жаль будет лишиться доброго Али... - притворно добавила Сайра.
- Слушаю и повинуюсь, моя госпожа.
- Но смерть должна выглядеть совершенно естественной, Анбер.
- Маковое снотворное - капризная штука, - вдруг задумчиво проговорила госпожа Рефет. - Запросто можно превысить безопасную дозу. Случайно, конечно.
Негр и тетушка Селима понимающе переглянулись, и Анбер, поклонившись, удалился из комнаты.
- Я не буду сожалеть об этой утрате, - заметила вслух Сайра.
- Он лучший шпион Бесмы, - сказала госпожа Рефет. - Я с радостью отдала бы свою горностаевую накидку, чтоб взглянуть на выражение, которое появится на лице Бесмы, как только она узнает о его безвременной кончине!
- У меня предчувствие, - прошептала Сайра, - что время триумфа нашего господина приближается. Отныне мы должны окружать себя только верными людьми. Соглядатаи Бесмы до сих пор чувствовали себя здесь слишком вольготно. Будет с них.
Госпожа Рефет подошла к Сайре и взяла ее руки в свои:
- О, если бы ты знала, как часто я возношу хвалу Аллаху за то, что он послал тебя нам в тот далекий день семнадцать лет назад! Теперь ты больше турчанка, чем я сама. Селиму очень повезло.
- Верность и честолюбие - черты не одних только турок, милая госпожа Рефет. Шотландцы тоже этим отличаются. А что до того, что я стала турчанкой, так немудрено было, учитывая, что я прожила в Турции больше половины жизни.
- Мы говорили с тобой по душам о твоем прошлом лишь однажды, дитя мое. И это было так давно... Скажи, если воспоминания уже не причиняют тебе боли, могу я задать один вопрос?
- Конечно, - отозвалась Сайра.
- Неужели в тебе никогда не было страха? Такого хладнокровия, какое продемонстрировали ты, Фирузи и Зулейка, я не встречала до сих пор ни у одной девушки из султанского гарема. От Зулейки еще можно было как-то этого ожидать, поскольку она родилась и воспитывалась на Востоке. Но вы-то с Фирузи исповедовали европейскую культуру.
- Изменения произошли в моей жизни столь стремительно, что я почти не успела толком испугаться, - ответила Сайра. - Точнее, в ту ночь, когда меня продавали с аукциона в Кандии, я испытала страх.
Тогда было очень тепло, но я хорошо помню, что меня била дрожь, когда я стояла обнаженная на возвышении. Но унижение мое не затянулось надолго, хотя тогда мне казалось, что прошла целая вечность. Меня купил Хаджи-бей, завернул в свой халат и отвез домой, где я переоделась и познакомилась с сестрами по несчастью, ставшими за эти годы моими лучшими подругами. Той ночью мы поклялись, что будем верны друг другу, что бы ни случилось. И если уж нам придется быть рабами, то по крайней мере мы сделаем все, чтобы с нами считались. А потом.., потом, госпожа Рефет, уже не было времени для страха. Перед нами открылся новый мир. Какая-нибудь дурочка на нашем месте в истерике стала бы молить Бога о смерти как о спасении от унижения и позора. Но мы выбрали жизнь и открыто смотрели в лицо судьбе, которая ждала нас впереди. Добрая женщина восхищенно смотрела на Сайру:
- Таких, как ты, я в жизни очень мало знала, дитя мое. Племянник должен благодарить Аллаха за то, что Тот послал ему тебя.
Когда на двор опустились сумерки, рабы зажгли лампы и принесли ужин. Земля все еще несильно содрогалась через равные промежутки времени, но эти толчки уже не вызывали страха. Обе женщины ели молча, каждая погруженная в свои мысли, и радовались, что опасность миновала.
Вскоре на черное бархатное небо выкатилась чистая, яркая красавица луна, отражаясь в успокоившихся водах бухты. Ночь наполнили разноголосые крики. Где-то ухала сова, отправившаяся на охоту, тихо вздыхал морской ветерок, с болота доносилось прерывистое кваканье молодых лягушек. Природа постепенно приходила в себя от потрясения...
На следующее утро юный Сулейман навестил мать в ее покоях, когда та завтракала. Сев напротив нее и надкусив яблоко, он объявил:
- Мы с Мухаммедом едем в Константинополь на поиски отца.
- Никуда вы не поедете, - спокойно ответила мать.
- Но мы должны! - горячо воскликнул юноша. - Нам неизвестно, что с отцом. А может, он ранен или даже погиб! Кто позаботится о нем? Неужели ты думаешь, что эта прислужница дьявола Бесма не воспользуется землетрясением, чтобы попытаться убить отца?
- Сулейман! - возвысила голос Сайра. - Я вполне доверяю твоему деду и считаю, что у него хватит сил и власти, чтобы защитить своего сына. И потом, султан и Селим сейчас в Иени-серале, а гарем, как тебе известно, находится в Эскисерале. - Сайра говорила по-английски. Она всегда пользовалась этим языком, когда был риск того, что рабы могут подслушать. - Впрочем, я думаю, сын, твой отец сейчас уже на пути домой.
Поднявшись с подушек и гордо выпрямившись, юноша заявил:
- Мне почти уже пятнадцать лет, мадам, и я мужчина. Следовательно, в отсутствие своего отца я являюсь хозяином в этом дворце. Между прочим, он сам всегда так говорил! Так вот, никто не смеет оспаривать мое решение отправиться с братом Мухаммедом в Константинополь на поиски отца.
Мать и сын не отрываясь смотрели друг на друга.
- Не надо со мной так, мальчик, - сказала Сайра наконец. - Ты мне сын и всегда им останешься. Думаешь, твои отец и дед простят мне, если я позволю тебе осуществить эту глупую выходку? Кто знает, что с тобой может случиться! Ты наследник! Где твоя мудрость? Неужели ты со спокойным сердцем бросишь дом, наполненный женщинами и детьми?
- Но вас же защищают солдаты, - хмуро ответил юноша.
- А кто поведет их за собой, если вдруг возникнет такая необходимость? Может быть, ты предложишь мне надеть доспехи и сражаться, пока ты будешь прохлаждаться в Константинополе?
Юноша пристально взглянул в глаза своей женственной молодой матери, роскошные золотисто-рыжие волосы которой струились по плечам, и вдруг, не выдержав, рассмеялся.
- Не вижу ничего смешного, - сказала Сайра. Сулейман прикусил губу.
- Милая бюльбюль, ты такая красивая... Но когда ты в гневе, в твоих глазах оживают призраки твоих шотландских предков. Я весьма живо представляю тебя в доспехах и на коне во главе рати.
Перегнувшись через стол, Сайра дернула сына за волосы.
- Ай! - вскрикнул тот, пытаясь вырваться.
- Что-то я не вижу, чтобы ты уважительно относился к своей матери! - со смехом проговорила Сайра.
- Униженно молю о прощении, бюльбюль! Ай! Она отпустила его и вновь посерьезнела:
- Мне кажется, тебе пришла пора становиться зрелым человеком, Сулейман. Ты почти уже мужчина, хоть мне и странно сознавать это. Вчера после землетрясения я послала записку в Константинополь. Почтовые голуби Хаджи-бея никогда еще меня не подводили. Скоро будет ответ. Давай подождем.
Сын уступил, чувствуя в душе, что мать абсолютно права, И испытывая стыд за то, что позволил на мгновение эмоциям взять верх над здравым смыслом.
К вечеру того же дня в распахнутое окно комнаты Сайры влетела усталая птица. Подхватив измученного голубя, бас-кадина услышала, как сильно колотится его маленькое сердце.
- Молодчина! - проговорила она, доставая капсулу, привязанную к лапке. Передав голубя рабу, она велела, чтобы тому насыпали полную меру корма, омыли свежей водой и только после этого отнесли на голубятню.
Сайра, устроившись поудобнее, вскрыла капсулу и достала свернутый в трубочку листок бумаги. Послание было составлено знакомым ей почерком Хаджи-бея на его родном древнем языке. Ага кизляр обучил ему всех кадин принца, когда те невинными девушками еще только попали в Турцию. Язык этот использовался в их частной переписке в качестве меры предосторожности от шпионов.
Послание было лаконичным. Ага сообщал, что Селим, равно как и все султанское семейство, жив и здоров. Дворцы и присутствия пострадали, но не очень серьезно. В то же время столице досталось крепко. Можно сказать, что Константинополь разрушен. Мощные приливные волны легко перекатились через городские стены и хлынули на улицы. Погибло и было ранено великое множество людей. Султан и его двор решили перебраться в Адрианополь. Селим отправился с ними, а семье своей просил передать, чтобы они ни в коем случае не покидали дворца.
Перечитав записку дважды, Сайра сунула ее в небольшую печь и отвела глаза лишь после того, как огонь полностью пожрал ее. Тогда Сайра кликнула раба и приказала ему тотчас собрать совет семьи.
Вскоре в гостиную явились женщины и трое старших сыновей принца. Сайра передала им содержание послания от Хаджи-бея, и те порадовались хорошим известиям о Селиме. Потом Сайра послала за старшим евнухом Али. Вместо него явился Анбер и сообщил, что старший евнух внезапно заболел и не может встать с постели. Изобразив на своем лице живейшее участие. Сайра распорядилась, чтобы за Али ухаживали как можно внимательнее. Рабы, присутствовавшие при этом, подивились отходчивости госпожи. Ведь старший евнух совсем недавно разговаривал с ней в непозволительном тоне.
На следующий день Али благополучно преставился, и Сайра с одобрения госпожи Рефет и других кадин назначила на его место Анбера.
Остаточные подземные толчки продолжались еще примерно полтора месяца, по они были несильными и не несли с собой новых разрушений. А восстанавливать и без того нужно было очень много. Через некоторое время от Селима пришла еще записка, в которой он сообщал, что останется с отцом до тех пор, пока все более или менее не образуется.
Дабы чем-то скрасить свое одиночество, кадины засучив рукава принялись за работу. Рабы и ремесленники из близлежащих селений были уже заняты на восстановлении дворца Лунного света и прилегающих территорий. Вдобавок Сайра разослала по округе своих татар, пытаясь оценить масштабы ущерба и разрушений, постигших провинцию.
Сообщения о бедственном положении из различных мест поступали ежедневно. Кадины принца посылали несчастным от имени своего господина деньги и провизию из дворцовых запасов. Постепенно провинция оправилась от последствий землетрясения и наводнения. Дома были отремонтированы, разбежавшийся скот частично собрали по окрестным холмам, частично заменили новыми гуртами, поля были вновь засеяны, раны залечены. А главное, удалось накормить тех, кто остался без средств к существованию и без крыши над головой. Результатом всего явилось шестикратное ежедневное вознесение хвалы принцу Селиму в каждом купеческом доме, в каждой крестьянской хижине. Его славили стар и млад, мужчины и женщины, старики и дети.
В середине июля четыре жены младшего сына турецкого султана Баязета наконец получили возможность вздохнуть с облегчением, удовлетворившись результатами проделанной работы. Подземные толчки к тому времени прекратились совершенно, и в их маленьком мирке жизнь потекла по-прежнему. На полях начала созревать пшеница, как бы подводя итог восстановлению всего порушенного и растревоженного. Трудно было поверить, что всего два месяца назад на эти места обрушилось страшное бедствие.
Однажды, когда Сайра сидела за вышивкой, старший евнух допустил к ней покрытого дорожной пылью посыльного, который сообщил о возвращении Селима.
- Он едет прямо за мной, моя госпожа, несмотря на то что во всех деревнях его задерживают местные жители, вознося хвалы его имени и благодаря за помощь, оказанную их дворам после землетрясения. Я скакал во весь дух.
- Ты молодец, - ответила скрытая под вуалью Сайра. - Анбер, проследи, чтобы гонца хорошенько накормили, и передай его сообщение тетушке Рефет и моим сестрам.
Отпустив обоих, Сайра кликнула своих личных рабынь и приказала приготовить ей ванну и новые одежды.
Принц Селим и татары-телохранители прибыли к вечеру. Кадины, забыв о приличествующих случаю правилах этикета, бросились ему навстречу с крыльца. Спрыгнув с лошади на землю, он каким-то непостижимым образом сумел обнять сразу всех.
Солдаты, подъехавшие следом, толкали друг друга под локти и посмеивались в усы. Они тоже радовались. Перед ними стоял их хозяин, принц Селим, который однажды должен будет подняться на трон султана. А рядом с ним были четыре его красавицы жены. Лица их были сейчас скрыты под вуалями, но их личные рабыни, с которыми общались татары, не раз восхваляли их женскую красоту.
Селим устал с дороги. Он был весь заляпан дорожной грязью и покрыт пылью, вокруг него толпились смеющиеся жены, красноречиво выражая свой восторг по поводу его долгожданного возвращения. Затем и сыновья, последовав примеру матерей, бросились с крыльца к отцу. Возглавлял группу Сулейман, которому в следующем месяце исполнялось пятнадцать лет, а замыкал четырехлетний принц Нуреддин, самый младший сын. Он старался не отставать от братьев, быстро перебирая маленькими пухлыми ножками. Девять сыновей! Что же до девочек, то девятилетние принцессы Хале и Гузель, шестилетняя Нилюфер и даже самая младшенькая, Михри-хан, не нарушая этикета, вежливо ожидали отца на крыльце. Когда Селим и все остальные приблизились к ним, Нилюфер, унаследовавшая от матери тонкие черты лица и удивительные зеленые глаза, не выдержала и прыгнула отцу на шею, осыпая его лицо поцелуями. Потом стала умолять отца разрешить ей сесть на его коня.
- Яблочко от яблони недалеко падает, а. Сайра? - рассмеялся принц. Сначала комплимент, потом просьба. Она, конечно, еще не столь ловка в атом, как ты, но у нее еще все впереди. - Взяв Нилюфер на руки, он посадил ее на лошадь. - Ты сама отведешь его на конюшню, Нилюфер? Справишься?
У девочки от восторга горели глаза. Она забрала у отца поводья и кивнула:
- Да, папа.
- Селим? - не удержалась Сайра. - Она еще слишком маленькая! Разве можно?
- Она османская принцесса, а искусство верховой езды у всех османов в крови! - с гордостью ответил принц и легонько шлепнул коня по крестцу. Тот с девочкой на спине пустился легкой рысью в сторону конюшен. Принц обернулся к своим телохранителям-татарам. - Вы хорошо сделали свою работу, солдаты. Теперь отдыхайте, сегодня у вас банный день. А вечером я устрою для всех большой пир. - С этими словами принц и все его семейство вошли в дом. - Сегодня я буду ужинать со своими старшими сыновьями и их матерями.
Раб снял с него запыленный дорожный плащ, другой стянул с ног грязные сапоги.
- Сайра, пойдем со мной, я хочу с тобой поговорить. - Он направился в свои покои. - Как тетя? Почему не вышла встречать меня?
- С ней все в порядке, мой господин, но последние недели ей пришлось много работать, и она совсем измучилась. Просила передать, чтобы ты навестил ее, когда примешь ванну и переоденешься.
Принц кивнул и спросил:
- Слушай, ради всего святого, какими благами ты одарила людей провинции? Не было деревни из числа тех, мимо которых я проезжал, где бы меня не задерживали на отдых. Я уж молчу про красивых девственниц, которых мне предлагали в знак благодарности.., за что, я так и не понял до конца.
Они вошли в его покои.
Сайра рассмеялась:
- Просто я разослала деньги и пищу от твоего имени после землетрясения. Ты заметил, наверное, что все дома отремонтированы, а на полях зреет хлеб?
- Заметил. Если не считать нескольких шрамов на земле, вообще трудно поверить, что по нашим местам прошлась алая стихия.
- Если честно, то нам досталось крепко, милый. Приливная волна затопила все вокруг. И если бы не дождь, последовавший за атом, у нас здесь сейчас, была бы соленая пустыня.
- Слава Аллаху, что тебя не случилось в это время в городе, любимая. Вода с легкостью перебралась через городские стены. Сотни людей захлебнулись. А то, что не было разрушено штормом, сгорело потом во вспыхнувших по всей столице пожарах. Сам султан едва избежал смерти. Море затопило его личные покои в Эенисерале, которые он покинул всего да час до бедствия. Три раба, которые делали там уборку, утонули.
- Какой ужас! Нам же, считай, повезло, мы потеряли только одного человека.
Принц продолжал:
- Сначала мы разбили в саду Эски-сераля шатры, но когда стало ясно, что подземные толчки скоро не утихнут, султан перевез свой двор в Адрианополь. Перед отъездом он распорядился открыть дворцовые амбары для горожан. А на новом месте он только и занимался тем, что планировал, как будет восстанавливать и отстраивать заново Константинополь. Работы, между прочим, уже начались. Бедный отец так волновался за вас! Спасибо Хаджи-бею, который очень скоро успокоил его, сообщив, что здесь все в порядке, а то совсем извелся бы старик. Бесма же была явно огорчена, услышав, что вы живы-здоровы.
- Вот женщина! - яростно прошипела Сайра. Глаза ее сузились. Но тут она вспомнила о другом и проговорила:
- Прости меня, мой господин, что я тут кое-что сделала без твоего ведома. Но нам было необходимо избавиться от старшего евнуха Али. Кстати, он оказался шпионом Бесмы.
- Али?
- Да, мой господин. Однажды я сказала тебе, что не знаю имен ее соглядатаев, подосланных в наш дворец. Тогда я не солгала, но спустя несколько лет Хаджи-бей решил, что я должна знать их. Шпионов было несколько. Как я уже говорила, Али. Еще один белый евнух в покоях твоей тетушки, служанка из бань и одна из рабынь в моей свите. Али умер тихо и мирно, как говорится, комар носа не подточит. - Селим удивленно повел бровью, но Сайра продолжала:
- А на его место я назначила воспитанника Хаджи-бея Анбера.
Принц кивнул в знак одобрения.
- А что с остальными?
- Рабыню из свиты я в награду за службу выдала замуж за местного преуспевающего крестьянина, который имел дела с нашим дворцом. Служанка из бань случайно поскользнулась, ударилась головой об острый угол и захлебнулась. А белый евнух пытался скрыться с половиной драгоценностей из шкатулки госпожи Рефет, и его пришлось казнить, чтобы другим неповадно было.
Селим тихо присвистнул:
- Не хотел бы я иметь тебя в числе своих врагов, дорогая.
- Сожалею об этих крутых мерах, но мне кажется, решающий час близок и недалек тот день, когда ты займешь высокий пост, уготованный тебе судьбой. А если мы не сумеем обезопасить себя от влияния Бесмы в своем собственном дворце, то нигде не будем в безопасности. Баязет не вечен, и, когда душа его отлетит в рай, настанет час твоей битвы. У тебя не будет времени, чтобы еще заботиться о нас. Здесь одни женщины и дети, но окрестное население настроено к нам дружески, и, если во дворце не будет шпионов и врагов, мы выдержим и отразим любой удар.
Он с нежностью притянул Сайру к себе. От него пахло потом и лошадьми.
- Как мне жаль Рудольфе ди Сан-Лоренцо! Будь у него такая жена, он подмял бы под себя всю Европу.
- Нет, мой Селим, я была бы обыкновенной герцогиней, только и всего. У Руди не было ни твоего дара предвидения, ни ясного разума. Я рожала бы ему детей, была бы для него вещью, а не человеком. Официально я твоя раба, но ты никогда не обращался со мной как с рабой. Ты любишь меня как женщину и уважаешь как человека. И несмотря на то что ты турок до мозга костей, ты признаешь за мной ум.
Сайра весело подмигнула. Селим был сильным и своевольным человеком, но частенько искал совета у своей бас-кадины.
- Недостойная рабыня! - хохотнул он. - Я восхищаюсь отнюдь не твоим сомнительным умом, а твоим спелым, как персик, телом! С этими словами он запустил руку ей под покрывало. Увернувшись, Сайра воскликнула;
- Мой господин! Что вы делаете? Разве станет благородный мужчина приближаться к женщине, даже не смыв с себя дорожную пыль?! Что подумают рабы?
- А к черту рабов... - прогудел принц и повалил жену на подушки.
В ту же секунду двери отворились, и на пороге появился слуга:
- Твоя ванна готова, мой господин.
- К черту ванну! - рыкнул на него Селим и перевел горящий взгляд на свою любимицу, которая, кусая губы, отчаянно пыталась сдержать смех. - Если ты сейчас будешь смеяться, я задушу тебя!
- Да, мой господин! - воскликнула Сайра и расхохоталась, будучи не в силах сдерживаться.
В следующее мгновение покои наполнил его собственный раскатистый смех.
Слуга стоял в дверях с открытым от изумления ртом, не зная куда ему деваться.
Наконец Селим, вытирая выступившие на глазах слезы, спросил.
- Сегодня вечером?
Сайра кивнула, очаровательно улыбнулась и вышла из комнаты.
Глава 25
Тогда они еще не знали, что следующий год будет последним для них годом, проведенным в безмятежном покое и радости. Но то была воистину счастливая пора, ибо Селим почти всю ее провел дома рядом со своей семьей.
Лишь время от времени он наведывался в Константинополь в сопровождении трех старших сыновей. Возвращались они оттуда, как правило, с восторженными рассказами о том, как быстро перестраивается столица и как радостно их приветствовали горожане.
Но чаще принц уезжал с сыновьями на охоту. Даже самый младший, Нуреддин, приобщался к этой забаве, тащась за остальными на лохматом маленьком пони, неуклюже растопырив толстые ножки.
Не забывал Селим и про своих дочерей, катаясь с ними подолгу на паруснике в бухте. За последнее время он сблизился с ними и каждую узнал получше. Хале, например, оказалась похожей на мать не только внешне, но и по характеру. Ее двойняшка Гузель была более задумчивой и чуткой. Самая младшая дочь росла шустрой и всегда умела добиваться своего. Михри-хан баловали, но, с другой стороны, ведь у Сарины было всего двое детей.
И все же любимицей отца стала Нилюфер. Она не была на него похожа, а от матери унаследовала лишь тонкую внешнюю красоту. Нилюфер была умна, обаятельна, независима и удивительно женственна. Она имела задатки вожака, и даже старшие сестры считались с ее мнением.
Вечера Селим проводил в обществе своей тетушки и кадин, забавляя их разными представлениями и разговорами. Порой во дворец приезжали гости из столицы или из отдаленных провинций. Селим иногда запирался с ними на несколько дней, никого к себе не допуская, И все было бы хорошо, если бы не одна неприятность. Принц Селим всегда слыл крепким, здоровым мужчиной, но с некоторых пор стал страдать от колик. А началось все с обычных расстройств пищеварения. Сайра посадила мужа на щадящую диету, и боли исчезли, но через несколько недель вернулись вновь. Не на шутку встревожившись, бас-кадина послала записку Хаджи-бею.
Спустя несколько дней во дворец Лунного света приехал Аладдин Сердет, придворный лекарь султана. Селим поначалу возражал, но потом все же дал себя тщательно осмотреть.
- Язва, - изрек Аладдин без всяких предисловий по окончании осмотра.
- Вздор! - рявкнул Селим. - Это болезнь слабых, а у меня за всю жизнь даже простуды не было!
- И тем не менее, ваше высочество, у вас язва. Между прочим, меня, человека, который знает вас с детства, не удивляет этот диагноз. Язва возникает вовсе не от физической немощности пациента, а, как правило, от длительного нервного напряжения. Вспомните, в какой обстановке вы росли и воспитывались. Просто у слабого человека язва открылась бы лет на пятнадцать раньше. Ну что ж.., теперь нам остается только делать все, чтобы она у вас не обострялась. Посему я предписываю вам жидкую диету и постельный режим.
- Жидкую диету?! - взревел Селим. - Постельный режим?! По-твоему, я кто, дряхлый старик, чтобы лежать в постели, укутавшись шалью, с теплыми кирпичами в ногах и хлебать постный бульон?! Я осман!
Аладдин Сердет наклонился к самому лицу принца и тихо проговорил:
- Вы сын османа, ваше высочество, и если не захотите следовать моим советам, возможно, так никогда и не сможете стать османом. Селим поражение уставился на него.
- Будет вам, мой господин, - с упреком в голосе проговорил лекарь. Доверьтесь мне и послушайтесь того, что вам говорят. Жидкая пища и постель это только временные меры, чтобы успокоить язву. Уверяю вас, лежать долго не придется.
Селим, стиснув зубы, лег в постель и стал пить бульон. Боли действительно утихли. Со временем пища его стала более разнообразной, но все же оставалась диетической. Опыт показал, что следование советам врача и вправду снимает колики. К сожалению, во дворец Лунного света часто наведывались гости, и тогда принц не мог придерживаться строгого режима. По правилам гостеприимства гостей нужно было потчевать острым пловом, люля-кебабом, медовыми и ореховыми лепешками и поить горячим и сладким турецким кофе. Не мог же Селим при них есть свою постную похлебку!.. Он знал, что, если в народе распространится слух о его хвори, надежды, связанные с ним как с будущим султаном, заметно поубавятся. Поэтому он ел за одним столом с дорогими гостями, а потом мучился страшными приступами. В таких случаях облегчение приносили только опиумные пилюли, прописанные Аладдином Сердетом. К несчастью, гостей становилось все больше, и приступы случались все чаще. Это наложило свой отпечаток на характер принца. По временам он становился непривычно мрачным и раздражительным.
Лето закончилось, и пришла осень. Несмотря на стихийное бедствие в прошлом мае, урожай сняли хороший и до отказа забили амбары. Начались дожди, которые длились недели две, а потом неожиданно прекратились. После них наступили удивительно солнечные и теплые погожие дни. Не успели люди порадоваться, как вдруг пришла зима.
Она пришла из-за гор, обрушившись на дворец мощным снегопадом, пронизывающим ветром и лютыми морозами. Такой зимы в здешних местах не помнили. Скот пришлось угнать с низменных пастбищ, дабы он не замерз, а сами крестьяне день и ночь таились в своих хижинах, скармливая прожорливым печам быстро тающие запасы дров.
И когда всем уже стало казаться, что зима пришла в Крым надолго, наступила весна. За одну ночь зацвели тюльпаны, гиацинты, нарциссы, распустился миндаль, и его цветки, похожие на бледно-розовые облачка, наполнили округу сладким ароматом.
Всю зиму семейство Селима провело в четырех стенах и теперь радовалось, что природа наконец смилостивилась над ними. Женщины сидели в саду, любуясь распустившимися цветами, молодые принцы пропадали на конюшне, а юные принцессы играли на свежей весенней травке.
Селим решил воспользоваться хорошей погодой и перед весенними ливнями съездить в Константинополь. Дождавшись первого же ясного утра, он уехал вместе со своими татарами. Молодые принцы разочарованно провожали его взглядами, досадуя, что отец не взял их с собой.
Как-то, сбежав от своих учителей, двое сыновей Сайры, тринадцатилетний Казим и одиннадцатилетний Мурад, захватив сына Зулейки двенадцатилетнего Абдулу, уехали в горы на охоту. День стоял чудесный, с моря дул легкий соленый ветерок. Дичи на поросших лесами холмах было вдоволь, но юноши ограничились лишь несколькими кроликами. Они скакали наперегонки, искупались в маленьком и студеном горном озере, полежали на зеленой траве, мечтательно уставившись в небо и описывая друг другу причудливые формы проплывавших мимо облаков Увидев, что солнце начало клониться на запад, и почувствовав, что с каждым часом становится все прохладнее, они решили возвращаться домой. Абдула, ехавший первым, вдруг резко остановил свою лошадь. Они как раз были на гребне холма, откуда открывался прекрасный вид на их дом, стоявший у самого берега моря, и на дорогу, ведущую к нему. Абдула остановился, заметив большую группу всадников, прятавшихся в небольшой рощице около дороги. Вскоре подъехали братья. Казим предложил тихо подобраться к незнакомым людям и лучше рассмотреть их.
Привязав лошадей к дереву и таясь в тени, юноши подобрались почти вплотную к рощице. Люди - никак не меньше сотни - сгрудились на небольшой поляне. Все были одеты в черное, и ничто не указывало на их принадлежность.
- Сколько нам еще ждать, командир? - нетерпеливо спросил кто-то из толпы, всадников.
- Тронемся через два часа после заката, - ответил громила со свирепым лицом. - Времени хватит. Луна взойдет только после полуночи, а к тому моменту дворец Лунного света превратится а тлеющие руины.
- А его обитатели?
- Разрешаю вам попользоваться женщинами, но когда наиграетесь, убейте их. Что же до волчат Селима и его рабов, они должны умереть сразу. Таков приказ Бесмы-кадины. Все должно выглядеть так, будто резню устроили местные татары.
Трое юных принцев в ужасе переглянулись. Немного придя в себя, они тихо выбрались из рощи и бегом поднялись обратно на холм, где оставили лошадей.
- Абдула, бери Мурада и предупредите семью. Спускайтесь к пляжу, там вас эти не заметят. И именем Аллаха заклинаю вас - торопитесь! Солнце уже клонится к закату, - проговорил Казим, вскочив на своего коня.
- А ты? - дрожащим голосом спросил Абдула. - Куда ты?
- В Константинополь. К отцу. Если скакать не останавливаясь, завтра утром я уже буду в столице. Ступайте!

- Стойте! - прохрипел Баязет. - Селима назначаю наследником... Селима...
- Вы слышали? - обратился к ним ага. Стражники утвердительно кивнули. На них лица не было от потрясения. - Тогда ты, - он ткнул пальцем в одного из них, - бегом за лекарем. А ты позови сюда моего Талата. И чтоб никому ми слова о том, что видели и слышали, иначе не сносить вам головы. Ступайте!
Стражники стремглав бросились из комнаты, а султан, испустив еще один сдавленный вопль, схватился теперь уже за голову, Хаджи-бей помог ему добраться до дивана, уложил, а потом вернулся к мертвой Бесме и накрыл ее тело ковром.
На пороге показался Талат и один из охранников.
- Не допускай сюда никого, кроме лекаря, - приказал Хаджи-бей стражнику.
- Хозяин... - прошептал Талат. - Что тут произошло?
- Султан убил Бесму, а потом у него начался припадок. Пошли нарочного к принцу Селиму с просьбой немедленно прибыть сюда. С семьей. Он должен быть здесь прежде, чем слух о состоянии султана достигнет ушей Ахмеда. Наш господин в присутствии двух свидетелей объявил, что назначает новым наследником принца Селима.
- Мы победили, хозяин! После стольких лет Киюзем-кадина отмщена! Ах, как бы я хотел, чтобы она дожила до этого дня!
- Замолчи, болван! Баязет все еще наш господин, и только Аллах может забрать его к себе. К тому же пока принц Ахмед жив, всем нам угрожает смертельная опасность. Ступай, снаряди в Крым самого скорого гонца. Торопись, но старайся не привлекать лишнего внимания.
Талат вышел, столкнувшись в дверях с прибывшим лекарем султана. Приблизившись к своему венценосному пациенту, тот произвел быстрый, но тщательный осмотр.
- Он будет жить? - спросил Хаджи-бей.
- Не могу пока сказать, - ответил лекарь. - У него схватило одновременно сердце и голову, и он парализован ниже пояса. Не знаю, сможет ли он после этого приступа говорить. Я дам ему опиум, чтобы он заснул. - С этими словами лекарь сунул меж зубов султана пилюлю и влил ему в рот воду из янтарного кубка. Обернувшись к ага, он спросил:
- Как это случилось?
Хаджи-бей приподнял ковер, в глазах лекаря мелькнул ужас при виде мертвого тела.
- Бесма!..
- У нашего повелителя истощилось терпение, - уклончиво ответил евнух.
- На все воля Аллаха, - пробормотал лекарь. - Кто-нибудь об этом знает?
- Два охранника и мой слуга Талат. Я приказал ему известить принца Селима. - Хаджи-бей устремил на лекаря напряженный, изучающий взгляд.
Тот усмехнулся.
- Как кстати, что принц Ахмед сбежал вчера, - проговорил он. - Он копченый человек. Ты не знаешь, где он сейчас?
- На дороге, ведущей а Адрианополь, судя по последним сообщениям, ответил ага. - Но его догонят и вернут.
- Зачем, ага кизляр?
Хаджи-бей замолчал в нерешительности. Он знал лекаря как человека, искренне преданного султану Баязету. Но чью сторону он примет, если султан умрет?
Словно прочитав его мысли, лекарь сказал:
- Напрасно ты опасаешься, что я поддержу принца Ахмеда, дружище. Уж ты-то должен знать меня хорошо. Или уже забыл, как я, тогда еще совсем молодой человек, боролся за жизнь умирающего принца Мустафы? Я просидел у его изголовья всю ночь, невыносимо страдая, видя, как бедняжка мучается в страшной агонии, которую я ничем не мог облегчить. Когда же он испустил дух, я искренне возблагодарил Аллаха за то, что тот наконец сжалился над ребенком и прекратил его страдания. В награду за мои усилия султан сделал меня придворным лекарем. Я всех здесь знаю. Принц Ахмед рос слабым, избалованным и развращенным. Душа у него прогнила, словно перезревший фрукт. Принц Коркут хороший человек, но с него вполне достаточно Македонии, где он с увлечением занимается археологией. Таким образом, выбирать не из кого. Остается принц Селим. К тому же и сам султан связывал именно с ним главные надежды. Я преклоняю голову перед мудростью нашего господина.
- Спаси султана, если сможешь, - ответил Хаджи-бей. - Он должен публично лишить Ахмеда всех прав, иначе нам не миновать войны. А мы должны избежать этого. Любой ценой. Есть немало тех, кто поддержит Ахмеда, надеясь через него получить власть в собственные руки.
- Янычары?
- Нет-нет, - покачал головой ага. - Бали-ага предан султану, а после него будет предан Селиму. А янычары последуют за своим вожаком.
- Тогда, считай, полдела сделано, ага. Тем более что и народ души в Селиме не чает.
- Народ?! Тьфу! Народ - это толпа, которая пойдет туда, куда ее позовут. Во дворце еще сидят гнусные шакалы, но я надеюсь в ближайшее время избавиться от них.
Лекарь кивнул в знак согласия:
- Займусь своим пациентом, ага.
- Хорошо, а я пока распоряжусь, чтобы создали все условия для его выздоровления, - сказал Хаджи-бей. - И прослежу, чтобы у покоев султана поставили дополнительную охрану. Нельзя допустить, чтобы весть о его тяжелом состоянии покинула стены этого дворца.
С этими словами ага приблизился к дивану и взглянул на султана. Баязет спал, и гримаса боли исчезла с его лица. Хаджи-бей еле слышно вздохнул. Он сам был уже стар и чувствовал усталость. Он не желал своему повелителю зла, ибо Баязет всегда был добр к нему. Но Хаджи-бей мечтал увидеть день, когда на трон поднимется принц Селим, сильный и молодой, приняв от отца бремя государственной власти. Тогда дело будет сделано и можно будет успокоиться.
Еще раз тяжело вздохнув, старик вышел из покоев султана.
Глава 27
Великий визирь помогал султану определять внутреннюю и внешнюю политику Османской империи, но при дворе Баязета настоящим хозяином был ага кизляр. Он действовал от имени султана, и потому слово его являлось для всех законом. Хаджи-бея любили за доброту и великое терпение, но вместе с тем боялись, ибо знали, что он скор на расправу. Хаджи-бей являлся одним из самых могущественных людей во времена правления султана Баязета.
Он лично проследил за тем, чтобы в народе узнали о том, что султан слег от переутомления и вдобавок из-за измены кадины, о которой ему стало известно. Бесму, как было сообщено официально, казнил палач, а тело ее зашили в мешок и бросили в море.
Люди были потрясены, но отнюдь не тем, что Бесму задушили, ибо сей вид казни был в империи чрезвычайно распространен, и не тем, что ее не похоронили, а предали волнам, ибо и это было в порядке вещей. Нет, люди удивлялись тому, что эта женщина, которая столько лет творила зло, все же понесла заслуженное наказание. Те немногие, кто был посвящен в ее коварные планы, теперь тряслись от страха, боясь, что их изобличат и накажут за то, что они не донесли на нее. Но большинство не сомневались ни в способности султана распознать зло, ни в его власти и тихо ждали, когда же Бесма совершит свою последнюю ошибку, за которую поплатится жизнью.
По городу ходили многочисленные слухи. В народе уже знали о побеге принца Ахмеда и поговаривали, что вот-вот в столицу с большой пышностью въедет принц Селим. И спрашивали друг друга; почему наследник скрылся? Может быть, был со своей матерью заодно? И правда ли, что султан слег от переутомления? Может быть, на него совершили покушение? И оно удалось? И является ли принц Ахмед до сих пор наследником?
Константинополь бурлил в предвкушении ответов на все эти вопросы.
Утро выдалось ясным и солнечным. Город проснулся с рассветом, и жители высыпали на улицы. Константинополь требовал грандиозного зрелища, и ага кизляр приложил все усилия к тому, чтобы не разочаровать столицу, чтобы народ надолго запомнил въезд принца Селима в город. Перед Хаджи-беем стояла достойная задача: поднять народ на борьбу за младшего сына султана, если вдруг принц Ахмед посмеет напасть на город.
На улицах сегодня было немало тех, кто отлично помнил тот далекий день, когда принц Селим покидал Константинополь, уезжая править Крымской провинцией по приказу своего отца. Теперь он возвращался. Позже многие еще зададутся вопросом: с чем именно связано это возвращение? Но сейчас людям хотелось праздника, и они радовались в предвкушении его.
Вдруг мальчишка, сидевший на высоком дереве за воротами города, крикнул:
- Едут!
Те, кто стоял ближе к воротам, невольно вытянули шеи и напрягли зрение, пытаясь что-нибудь увидеть вдали. И они увидели сначала облако пыли на горизонте, которое росло мучительно медленно. Наконец стало ясно, что скачут татары, свирепые воины и верные слуги Селима. Вдруг им навстречу из города устремился эскадрон янычаров, одетых в красно-зеленые одежды и на лошадях гнедой масти, На несколько мгновений в толпе воцарилось замешательство. Что сейчас будет? Может быть, принцу Селиму запрещен въезд в город?
Янычары на ходу обнажили свои кривые сабли. Татары ощетинились копьями.
Неужели сейчас будет сеча? Толпа нервно заколыхалась, многие уже подумывали о том, что, может быть, лучше разбежаться по домам. От греха подальше.
Вдруг янычары хором подняли клич:
- Селим! Селим! Селим!
Двигавшиеся навстречу друг другу всадники смешались.
- Селим! Селим! Селим! - истошно подхватили татары.
Янычары и татары торжественно в одном строю въехали в городские ворота. Сильные, крепкие молодые люди, с детства взращенные в духе строжайшей военной дисциплины. Редко когда людям удавалось видеть улыбающегося янычара, но сегодня был именно тот случай.
Вслед за эскадронами в городе показалась большая группа танцующих и празднично наряженных детей. Кое-кто из них нес в руках корзины, наполненные лепестками цветов, которые они разбрасывали у себя под ногами. Другие же бросали по сторонам пригоршни золотых динаров, что еще больше подняло настроение встречавшего народа.
За детьми в город на Смерче въехал принц Селим во всем белом. Узкие шелковые панталоны, белая шелковая рубаха с золотой нитью и великолепный персидский халат, расшитый золотом и усыпанный мелкими бриллиантами. Он надел высокие сапоги из мягкой золотистой замши, а на коротко остриженной голове красовался небольшой белый тюрбан с желтым бриллиантом величиной с куриное яйцо и пером белой цапли. Поверх халата на плечи принца был наброшен белый шерстяной плащ с чеканной золотой пряжкой, полы которого стелились по крутым бокам жеребца.
Толпа взревела от восторга при виде красивого улыбающегося принца. Он изящно восседал на Смерче и продвигался вперед медленно, время от времени приветственно вскидывая руку в белой перчатке. Каждый жест сопровождался взрывом восторженных возгласов.
Следом за принцем двигалась его личная охрана, а дальше кадины и дети. Если мужчины в толпе всего лишь любопытствовали в отношении бесценных и недоступных жемчужин из гарема принца Селима, то женщины были просто вне себя от волнения: они своими глазами видят легендарных красавиц в роскошных нарядах, увешанных драгоценностями.
Ожидания толпы вполне оправдались. Жены принца ехали в Золоченых, задрапированных салатовой тканью хоуда, качавшихся на спинах изящных белых верблюдов, украшенных красной сбруей с золотыми колокольчиками. Кадины двигались следом друг за другом. Сайра как бас-кадина ехала первой. За каждой женой принца ехали ее сыновья на белых жеребцах, а за принцами следовали принцессы в золоченых ивовых колясках, украшенных гирляндами из роз и запряженных маленькими серыми мулами, которых вели под уздцы мальчики-негры.
Молодые принцы гордились тем, что участвуют в этом празднике, и восседали па лошадях, выпрямив спины и высоко вздернув подбородки. Принцессы же вели себя по-разному. Для Нилюфер, дочери Сайры, это было первое посещение столицы, и она, с одной стороны, испытывала чувство большой неловкости, а с другой смотрела на все широко раскрытыми от волнения глазами. Хале, одна из дочерей Фирузи, со смехом бросала сладости мальчишкам, которые сновали вокруг. Рядом сидела смущенная сестра Гузель, которая искренне жалела о том, что они сейчас в открытой коляске, а не в закрытых носилках. То, что лицо ее закрыто вуалью, отнюдь не успокаивало. Самая младшая, Михри-хан, дочь Сарины, вертевшаяся на руках у няни, то посылала в толпу воздушные поцелуи, то закрывала руками свое личико.
Процессия миновала городские ворота и направилась в сторону султанского дворца, возвышавшегося над городом на холме. Солнце, стоявшее в зените, сильно припекало, но толпы народа, выстроившиеся вдоль улиц, отнюдь не редели. Тут и там сновали продавцы холодной воды, дело у них спорилось.
У Селима уже болели скулы от не сходящей с лица улыбки. Ему вовсе не хотелось так глупо скалиться, но людям нужен был счастливый принц, и он понимал, что разочаровывать их не стоит. Не сегодня. Медленно продвигаясь вперед и даря ослепительные улыбки, он размышлял про себя о драматических событиях последней недели. Только-только, казалось, расстались с отцом, а он уже лежит при смерти. Если верить тому, что ему сказали. А сам он с триумфом въезжает в столицу. Ахмед бежал. "Если он попытается вернуться сюда, я убью его, - мрачно подумал Селим. - Покончу с ним так или иначе". Теперь Селим уже не сомневался в том, что станет султаном.
Сейчас он мысленно жестоко корил себя за то, что непростительно смягчился и расслабился в последние годы. Не физически и не душевно. Просто ослабела жившая в нем с самого детства честолюбивая решимость. Благодаря Хаджи-бею он был в курсе всех государственных дел, но одно - быть в курсе, и совсем другое - участвовать в них самому. Во дворце Лунного света он жил слишком привольно и легко. Окруженный любовью семьи. Селим почти забыл о том, что мать произвела его на свет ради одной-единственной цели; чтобы однажды он занял трон, предназначенный изначально для его старшего брата, Мустафы. Что ж... Теперь со дворцом Лунного света покончено. Он лежит в руинах, и отныне их домом станет Эски-сераль.
Впереди показались высокие дворцовые ворота. На минуту Селим остановил коня и бросил внимательный взгляд на крепостные стены с бойницами, за которыми скрывался султанский дворец, своего рода город в городе. Пришпорив Смерча, Селим въехал в распахнутые ворота, оставив за спиной прошлое и смело глядя в лицо будущему, уготованному ему судьбой.
Встречал его один Хаджи-бей. Селим сам настоял на том, чтобы не было никаких пышных церемоний, пока султан официально не объявит его своим новым наследником. Сейчас ему хотелось только одного; поскорее повидаться с отцом. За те годы, что принц прожил в близкой к столице Крымской провинции, они с отцом часто виделись, и это очень сблизило их. Понимая это, ага лично проводил Селима в султанские покои.
Удар, случившийся с Баязетом, не лишил его речи, но он по-прежнему был парализован ниже пояса и временами впадал в забытье. Болезнь состарила его сразу лет на двадцать, и Селим был потрясен его видом.
- Любимый сын мой... - прошептал старик. Селим распростерся перед ним ниц, что было отчасти проявлением скорби, отчасти данью уважения к отцу. Султан молча смотрел на него несколько мгновений, потом сказал:
- Поднимись, сын. Я уже пожил на этой земле и ни о чем не жалею. Разве что о том, что не убил Бесму раньше. Сядь рядом. Мой разум затуманивается, и я должен успеть поговорить с тобой сейчас, пока в голове все ясно.
Принц поднялся с колен и опустился на подушки.
- Что мне для тебя сделать, отец?
- Как твои кадины и дети? В безопасности? Ахмед такой же, как его мать, и не остановится ни перед чем. Он попытается через них отомстить тебе.
- Они уже во дворце, отец.
- Мой дворец, как выясняется, отнюдь не самое безопасное место в империи, но я крепко надеюсь, что Хаджи-бей обеспечит им безопасность. Выслушай меня. Селим. Я уже не могу править своими подданными. Лекари молчат, словно воды в рот набрали. То ли не хотят говорить мне, что я уже не поправлюсь, то ли сами ничего не понимают и не знают. Но я склонен думать, что это конец. Когда мне станет чуть получше, я обязательно выступлю перед народом и официально объявлю тебя своим новым наследником. Сейчас я не могу этого сделать: найдутся те, кто скажет, что меня заставили отречься силой или уговорами. И тогда - война, которой мы должны избежать любой ценой. Так что подождем немного, а пока ты назначаешься регентом. Прошу тебя об одном одолжении; у меня, как ты знаешь, есть три кадины. Сафийе, которая сейчас уже старуха. Вторая, Киюзем, ее сыну принцу Орану только десять лет. И Туран, которая родила мне позднего ребенка принца Бахитеддина. Ему сейчас пять лет. Прошу тебя, сын, не дай их в обиду. Защити. Возьми под свое крыло. Вспомни собственную мать и собственное детство, наполненное страхом.
Селим низко поклонился султану и твердо взглянул ему в глаза:
- Твоя семья - моя семья, отец. Клянусь тебе, от меня они не увидят зла. Но как быть с женщинами и детьми Ахмеда?
- Ты знаешь, как поступить с ними, сын.
В тот же день султанские палачи задушили женщин принца Ахмеда и трех его дочерей, зашили трупы в мешки и бросили, как и Бесму, в Босфор. Никто их не оплакивал.
Пока Селим входил в курс государственных дел империи, его жены устраивались на новом месте. Гарем Эски-сераля был слишком мал и не мог вместить даже женщин Баязета и их прислугу, не говоря уже о новоприбывших. За исправление положения энергично взялась госпожа Рефет, которая почиталась всеми за султанскую валидэ, хоть официально и не являлась ею.
Помимо кадин и икбал, в гареме султана Баязета насчитывалось около двухсот женщин. Госпожа Рефет распорядилась выстроить просторные уютные покои для них на территории султанских садов у опушки леса. Туда она переселила большинство пожилых женщин, где они могли дожить свои дни в мире и покое.
Гарем перестроили и устроили в нем новые ода, каждая из которых была рассчитана на десять девушек. Во всех ода имелись пожилые опытные женщины, призванные заменить молоденьким воспитанницам матерей.
Гаремный писарь просмотрел свой журнал и выписал из него имена всех девственниц, которые прожили во дворце по три-четыре года и до сих пор не привлекли внимания султана. Их Селим выдал замуж за государственных чиновников, которых считал для себя полезными людьми.
Сей широкий жест снискал молодому принцу большую поддержку, тем более что девушки были не только красивы, но и получили в гареме прекрасное образование. Они способны были украсить дом любого мужчины и, что важнее, приблизить его к султану.
После всех этих превращений в гареме осталось около пятидесяти гедиклис. Их относили к числу подающих надежды девушек, которые могли еще послужить Баязету и даже привлечь внимание нового султана. Они были разделены на пять групп и расселены в заново отстроенных ода, где продолжилось их образование. Тем временем каждой кадине и двум икбал султана Баязета отвели новые просторные покои в гареме, где теперь было много свободного места. К ним приставили новых слуг, отличавшихся великолепной выучкой и хорошими манерами. Женщины, много лет прожившие в страхе перед Бесмой, поначалу отнеслись к переменам настороженно, но со временем поняли, что госпожа Рефет не Бесма и не сделает им ничего дурного.
Кадины принца Селима тем временем занимались своим устройством. Они выбрали для жилья двухэтажное здание в форме четырехугольника, имевшее внутренний квадратный двор, названный Лесным двором. Со всех четырех сторон во двор вели высокие арки, причем северная выводила на основную территорию дворца, а южная - в огромный парк. В нем находилось озеро, где жили птицы и где можно было кататься на лодке. Парк был обнесен высокой стеной.
Квадратный двор полностью переделали. В центре устроили бассейн с фонтаном. Вытоптанные тропинки сменились гравийными аллеями, вдоль которых поставили лавки из кремового мрамора и посадили карликовые фруктовые деревья и цветущие кусты.
Каждая из жен принца Селима выбрала под личные покои одно крыло здания на втором этаже. Первый отвели для прислуги, евнухов, кухонь и бань. Крылья особняка сообщались между собой переходами, так что Сайра, Фирузи, Зулейка и Сарина не жили отдельно друг от друга.
Селим решил вывести старших сыновей из-под материнской опеки. Каждому были отведены собственные покои. Что касается младших принцев, то Сайра, выражая желание четырех кадин, взмолилась перед Селимом, чтобы он позволил им пока остаться с матерями. Она мотивировала свою просьбу развращенностью дворцовых пажей, которые способны были совратить - и совращали - детей. Принц и Сайра договорились на том, что личные покои будут предоставляться только тем сыновьям, которые достигнут половой зрелости. Для удовлетворения физической потребности в их распоряжение будут предоставлены стерильные девушки.
Сулейман, которому через два месяца должно было уже исполниться шестнадцать, пятнадцатилетний Мухаммед, четырнадцатилетний Омар и тринадцатилетний Казим без всякого сожаления расстались со своими матерями, к большому разочарованию последних. Сайра наконец призналась самой себе, что ее первенец фактически стал мужчиной. Она уже дважды случайно видела, как он ласкает молоденьких рабынь. В ответ на материнский упрек юный принц лишь улыбнулся:
- Но разве Аллах создал очаровательных девушек не для того, чтобы те приносили радость мужчинам?
Из остальных сыновей Селима только двенадцатилетний Абдула и одиннадцатилетний Мурад возражали, что их оставили жить с матерями, но их успокоили несколькими хорошими шлепками. Что же до Баязета, Хасана и Нуреддина, которым было соответственно восемь, шесть и пять лет, то они были слишком молоды, чтобы прекословить.
Старшие сыновья жили теперь по отдельности, но вместе посещали недавно основанную школу принцев со своим малолетним дядей принцем Ораном.
Дочери Селима остались жить с матерями. К Хале и Гузель, которым только что исполнилось по одиннадцать лет, были приставлены опытные пожилые женщины, которые должны были довершить их образование. Девочки уже могли говорить, читать и писать по-турецки, по-английски, по-французски, по-китайски и по-испански, знали математику, историю, географию, а также западную и восточную литературу. Вышивали они с каждым днем все лучше, играли на нескольких музыкальных инструментах, пели и танцевали. В одном они, пожалуй, еще не преуспели - в дворцовом официальном этикете. К тому же пришла пора объяснить им, что они женщины, и растолковать их женское предназначение. Первые уроки вызвали в них приступы неуемного смеха. До сих пор единственными мужчинами, с которыми они общались, были их отец и братья, которые безмерно баловали принцесс.
Фирузи очень расстроилась, узнав, что на имя принца Селима поступило уже немало предложений о браке с ее двойняшками. Вторая кадина Селима резко воспротивилась этому, заявив, что ее дочери еще слишком молоды, их организм не сформировался и они пока не способны рожать. Да и сами девушки, мягко говоря, не обрадовались перспективе быть выданными замуж. Со слезами на глазах они умоляли отца не разлучать их и сказали, что, когда им придет пора выйти замуж, пусть это будет один мужчина на двоих.
Селима нельзя было назвать нечутким человеком и отцом, и, хорошенько поразмыслив над этим, он решил, что было бы, пожалуй, не так плохо отдать дочерей замуж за одного полезного человека. Во всяком случае, преимущества этого шага перевешивали недостатки. Он дал дочерям и жене свое согласие, и до поры до времени этот вопрос был снят.
Тем временем в голове Сайры родился один небольшой план в отношении друга Сулеймана Ибрагима, который вернулся в Константинополь. Она видела, как сын скучает по другу. Однажды вечером, когда Селим с кальяном отдыхал в ее покоях, она решила действовать:
- Помнишь Ибрагима, который дружил с нашим Сулейманом в Крыму? - Селим утвердительно кивнул. - Так вот, юноша вернулся жить к отцу в столицу. Старик пытается сделать из него купца, из-за чего мальчик очень несчастен.
- Долг сына - во всем повиноваться воле отца, - ответил принц.
- Но это все равно что заставить нашего Сулеймана стать торговцем! горячо возразила Сайра. - Ибрагим умен и образован. И если ты позволишь мне высказать мое мнение...
- Продолжай, дорогая, - сухо произнес Селим.
- Ибрагима необходимо готовить к государственной службе. Однажды он может принести нам очень много пользы, - торжествующим голосом закончила свою мысль Сайра.
- То есть ты хочешь, чтобы Ибрагим продолжил свое образование в школе принцев?
- А почему бы и нет? Когда мы жили в Крыму, он посещал занятия вместе с Сулейманом. Учителя отзываются о нем очень хорошо, подчеркивая его способности. Да и Сулейман обрадуется, вновь увидев друга детства.
- Нельзя допустить, чтобы чужой человек занимался вместе с султанскими наследниками. Жизнь во дворце Лунного света осталась позади, - сказал Селим. Впрочем, я не против того, чтобы Ибрагим и Сулейман продолжали вместе военную подготовку. Пожалуй, можно будет устроить и так, чтобы Ибрагим посещал некоторые занятия в школе принцев. Некоторые.
Сайра не согласилась с этим, но муж был неумолим.
- Отец вправе решать судьбу сына, и он уже решил ее. Я не собираюсь вмешиваться в их семейные дела. Сайра обиженно поджала губы.
- Но для его семьи будет большая честь, если мы проявим к юноше интерес.
- Хватит, - весело отмахнулся принц. - Ты самое очаровательное создание в мире. Тебя учили доставлять радость мужу, а что получается? Кого я перед собой вижу? Очаровательного паучка, который плетет дворцовые интриги. Ты обо мне должна заботиться, дорогая. У меня уже, между прочим, пересохло во рту, так хочется поскорее испить нектар твоих губ.
Глаза ее заблестели; он вытащил заколки из ее волос, которые тут же заструились по плечам роскошными волнами.
- Я никогда не устану от тебя, - прошептал принц, коснувшись ее губ легким поцелуем. - Ты мне никогда не наскучишь, как остальные женщины. Каждый раз ты другая, новая... Интересно, что же это за страна такая Шотландия, которая производит на свет таких женщин? Ты моя раба, и в то же время я не знал еще женщины свободнее тебя. Ни одному мужчине не дано быть твоим хозяином.
Сайра тихонько рассмеялась и устроилась рядом с принцем.
- Может быть, дело в шотландском климате. А может, я просто беру пример со своих кошек, которые приспосабливаются ко всем жизненным ситуациям. А может... - уже серьезнее проговорила она, - я просто хорошо знаю, что однажды стану султанской валидэ и, если сейчас опущу руки и начну почивать на лаврах, в будущем не буду достойна этого высокого поста.
- Признайся, ты ждешь не дождешься, когда наступит этот день?
- Жду со страхом, - ответила Сайра, глядя принцу в глаза. - Я стану султанской валидэ, мой сын будет султаном... - Она не договорила, и лицо ее исказилось тревогой. - О мой Селим! Я так тебя люблю! Не покидай меня никогда! Живи тысячу лет! Я бас-кадина величайшего из принцев, но сколько раз я втайне мечтала о том, чтобы ты был простым крестьянином или купцом и чтобы мы жили в мире и покое до глубокой старости вместе, как это бывает у простых людей!
Сайра неожиданно разрыдалась. Принц обнял ее за плечи и притянул к себе, нашептывая на ухо нежные слова:
- Ну, ну, не надо, моя голубка. Солнышко мое. Не плачь, моя любимая, моя несравненная.
Сайра всегда поражала его. Он знал, что она любит и его, и детей. Не сомневался в том, что его интересы стоят для нее на первом месте. Но только сейчас Селим осознал всю глубину ее чувств к нему. Его холодная и умная красавица кадина рыдала словно девочка, зачарованная силой своего первого чувства. Этот неожиданный всплеск любви даже испугал Селима. Подобная преданность делала его слабым. Он чувствовал, что ее нужно вывести из этого состояния. Сунув руки под ее тонкие ночные одежды, он принялся ласкать ее гладкое тело.
- Селим! - удовлетворенно выдохнула Сайра.
- Сердце мое... - робко пробормотал принц. - Ты испугала меня. Я никогда еще не видел тебя такой. Буря миновала, и Сайра рассмеялась:
- Я вновь обратилась в преданную жену, мой господин. Не останавливайся, прошу тебя. Мне хорошо от твоих рук...
- Недостойная раба! - воскликнул принц в притворном гневе. - Ей хорошо! Ты, кажется, забыла, что мое "хорошо" должно быть для тебя важнее своего собственного!
Сайра поласкала его рукой:
- Вот так? Или вот так? А может быть, так? Принц взглянул на нее сквозь полуопущенные веки. Сайра медленно наклонилась к нему и накрыла его рот страстным поцелуем.
Глава 28
Бежав из Константинополя, принц Ахмед прибыл в адрианопольский дворец, где и объявил себя султаном. Тем самым было положено начало гражданской войне. Большинство провинций, жители которых плохо представляли себе истинное положение дел в империи и совершенно не знали Ахмеда как человека, выступило на его стороне. Таким образом, противоборствующие силы определились весьма четко: Селим со своими татарами и янычарами - и Ахмед с провинциями.
И вот теперь, спустя два года, битва была окончена. Хаджи-бей, горя желанием поскорее сообщить об этом кадинам принца, спешил по длинной галерее, ведущей в покои бас-кадины Селима. Пробежав мимо рабов, охранявших двери, он оказался в гостиной.
Жены принца сидели вокруг очага и вышивали. "И кто это придумал называть их слабым полом? - подумал на мгновение ага кизляр. За те пятьдесят семь лет, что он уже прожил на этой земле, Хаджи-бей не раз имел случай убедиться в том, что женщины порой приобретают большую власть над мужчинами. И если последние сильнее физически (что, впрочем, тоже небесспорно: попробовал бы хоть один из них перенести роды), то первые - духом.
Хаджи-бей лишний раз похвалил себя за правильность выбора, сделанного двадцать лет назад. Тогда он искал девушек, которые, став женами юного принца, помогли бы ему однажды подняться на султанский трон. И ага киаляр не ошибся. Эти четыре женщины не только произвели на свет девятерых крепких сыновей, но и все эти годы являли собой пример невиданного доселе единства и солидарности. Такого никогда еще не было в истории Османской империи. В течение стольких лет они делили между собой одного мужчину и обошлись без предательства и без интриг друг против друга. Он негромко кашлянул, привлекая к себе внимание:
- Добрый день, дочери мои.
Сайра поднялась со своего места, приблизилась к ага кизляру и сердечно обняла его:
- Милый Хаджи-бей, что у тебя нового?
- Все кончено, - ответил ага. - Принц Ахмед мертв, и наш Селим празднует победу!
- Слава Аллаху!
- Султан знает об атом? - быстро спросила Зулейка.
- Пока нет, моя госпожа. Его состояние в последние дни опять ухудшилось, он в беспамятстве. Но я поставлю его в известность, как только его разум прояснится.
- Как умер принц Ахмед?
- Плохо, милая Сайра.
- Хватит дурачиться! - повысила голос бас-кадина. - Ты отлично знаешь, что я имею в виду.
- Да, мадам, но даже в самые светлые праздники не стоит терять чувства юмора. Дабы не зазнаться и не переоценить себя. Сайра покраснела:
- Ты прав, ага.
Польщенный ее смущением, Хаджи-бей ободряюще похлопал ее по плечу. Перед ним стояла тридцатитрехлетняя женщина, которая уже подарила своему господину четверых детей. Она была умна, ослепительно красива, являлась бас-кадиной наследного принца и тем не менее не утратила способности краснеть и признавать свои ошибки, Хаджи-бей столько лет жил ради того Только, чтобы увидеть на троне принца Селима, но теперь ему хотелось дожить и до того дня, когда у руля империи станет Сулейман, сын этой удивительной женщины. Воистину он будет еще более великим правителем, чем отец.
- Пойдем, ага, садись вместе с нами у огня и расскажи о том, каков был конец Ахмеда, - пригласила она. - Персиковый шербет?
По ее вызову в гостиной появилась девушка-рабыня и передала старшему евнуху хрустальный бокал в золотой оправе.
- Где бы ни появлялся Ахмед, он всюду терял своих сторонников столь же стремительно, как и приобрел их два года назад. Осознав, что сражение проиграно, он бросил тех немногих, кто еще оставался ему верен, и решил укрыться в ближайшей деревне, рассчитывая сохранить инкогнито и затеряться среди черни. Несчастный! Как всегда, он сделал не правильный выбор. Дело в том, что накануне его же собственные люди разграбили и разорили это селение. Жители узнали принца и задержали его до приезда Селима.
Глаза Зулейки горели, она была очень возбуждена рассказом. Взяв абрикос, она с силой надкусила его, сок потек у нее по подбородку.
- Как он умер, Хаджи-бей? Каков был конец этой свиньи? Евнух улыбнулся. С возрастом красивая китаянка не утратила былой гордыни. Едва увидев в Ахмеде своего врага, она с того самого дня только и ждала известия о его смерти.
- Терпение, милое дитя. Терпение. Я уже подхожу к этому. - Он пригубил шербет из бокала и продолжал:
- Ахмед был приведен пред очи брата. Говорят, он рыдал и даже замочил себе шаровары от страха, как ребенок. Принц Селим учинил ему строгий допрос, после чего призвал его взять себя в руки, покориться воле Аллаха и принять достойную смерть, как и полагается отпрыску османской династии. Он вложил в руки черного немого раба меч Ахмеда и приказал брату упасть на него. Несчастный взвыл от ужаса, закричал, что не может этого сделать, и стал умолять Селима, чтобы тот сам убил его. Тогда наш принц напомнил Ахмеду, что Пророк запрещает братоубийство. Тем временем тучи сгустились в небе, близилась гроза. Ахмед же все никак не мог решиться, и Селим стал проявлять признаки нетерпения.
Через несколько минут над головами собравшихся прогремел раскат грома и начался ливень. А принц Ахмед все еще не мог решиться принять достойную смерть. Затем молния ударила в соседний дом и снесла целую стену. На секунду все взоры обратились в ту сторону, а когда Селим вновь обернулся, он увидел, что Ахмед уже насажен на меч, словно цыпленок на вертел.
- Хорошо! - проговорила Зулейка. - Так и надо изменнику!
- Но это еще не все, - произнес Хаджи-бей. - Немой раб, державший меч, не мог сказать ни слова, но я научил его письму. И он послал мне записку, в которой говорилось, что в тот момент, когда все обернулись на разрушенную хижину, принца Ахмеда кто-то толкнул на меч. Никто этого, кроме него, не видел.
- Кто толкнул? Он написал, кто толкнул?
- Ибрагим.
- Как ужасно... - испуганно пролепетала Фирузи.
- Что же тут ужасного! Умер наш враг, и мы должны радоваться этому!
- Ты меня не правильно поняла, Зулейка. Я, конечно, рада тому, что Ахмед умер, но почему именно наш Селим был его палачом? Почему он не устроил над ним суд? Теперь люди скажут, что он убил брата нарочно, чтобы захватить трон.
Зулейка в немом негодовании воздела глаза к потолку. Сайра же мягко коснулась руки своей подруги:
- Нет, милая, никто не посмеет назвать Селима убийцей. Равно как и бесчестным человеком. Как раз наоборот, если бы он не приговорил своего брата сам, тогда на него обрушилась бы критика со всех сторон. Ведь номинально Ахмед все еще являлся наследником. Ты знаешь, что болезни султана до сих пор не позволила ему официально объявить своим новым наследником Селима. Те, кто поддержал нашего господина, сражался за него, проливая свою кровь, верил в него... Эти люди ждали, что именно он должен расправиться с врагом. Иного не дано. Селим мог подвергнуть Ахмеда пыткам и унижениям, но он этого не сделал. Дал ему умереть достойно. Когда Селим вернется из похода, мы не должны ни словом, ни намеком напоминать ему об этом. Ахмед был врагом ему, но и братом тоже. И в сердце Селима сейчас горечь, я знаю.
- Сайра, Сайра... - пробормотал Хаджи-бей. - Ты так мудра, будто за твоими плечами опыт тысячелетней жизни! Теперь я даже жалею о том, что в свое время не дал тебе другого имени. Тебя следовало назвать Хафизе, дочь моя!
- Нет, ага кизляр, я предпочитаю называться Сайрой, - со смехом ответила бас-кадина. - Хафизе значит "мудрая". Когда у тебя такое имя, люди и требуют от тебя соответственно ему. Причем ежедневно. Мне пришлось бы очень туго. Всем ведь не угодишь.
- О Аллах! - воскликнул старший евнух, закатывая глаза к потолку. - Что ни слово, то жемчужина! Кадины засмеялись.
- Хаджи-бей! Ну хватит!
Ага кизляр усмехнулся:
- Я же дурачусь.
- Ах так? Вон с глаз моих, старый интриган! - воскликнула Сайра со смехом.
Хаджи-бея не пришлось просить дважды. Он с широкой улыбкой поднялся со своего места, поклонился женам будущего султана и удалился.
***
Спустя несколько недель принц Селим вернулся домой, где его встречала счастливая семья. Впрочем, всеобщая радость омрачилась двумя трагедиями. Известие о первой принес во дворец сам принц. Тепло поздоровавшись с каждой кадиной по отдельности, он отозвал третью жену в сторону и что-то стал тихо говорить ей. Зулейка неожиданно издала вопль, который заставил всех обернуться.
На мгновение красивое и всегда спокойное лицо гордой китаянки исказилось болью. Селим и сам опечалился, обнял рыдающую жену за плечи и притянул к груди. Однако не прошло и минуты, как Зулейка оторвалась от принца. Постояв несколько мгновений с опущенной головой, она гордо вскинула подбородок и смахнула с лица выкатившиеся из глаз слезы. Позвав к себе сыновей Абдулу и Нуреддина, она попросила разрешения удалиться в свои покои и вышла из гостиной.
Селим тем временем подошел к остальным.
- Принц Омар погиб, - сказал он. - Убит в последней дурацкой стычке между мной и моим братом. Мальчик погиб геройски. Сулейман и Мухаммед прорывались к нему на помощь, но, когда подоспели, Омар был уже смертельно ранен. Братья сумели отомстить за него и прикончили его убийц.
Кадины ничего на это не сказали, никаких слов и не нужно было. До сих пор им везло. Жили нормальной семьей, познали счастье, любовь, человеческое тепло, дружбу и единство. И в отличие от многих женщин никто из них еще не терял своего ребенка.
Известие о второй трагедии принес во дворец посыльный, сообщивший о смерти принца Коркута. Средний брат, прознав о победе Селима над Ахмедом, добровольно принял яд. Посыльный передал предсмертное письмо Коркута к младшему брату. В нем Коркут еще раз повторял, что никогда не хотел быть султаном. А дальше писал:
"...но я знаю, что, если останусь жить, найдутся негодяи, которые попробуют использовать это для продолжения гражданской войны. А я не хочу, чтобы моим именем творилось подлое дело. Смерть, следовательно, является единственным выходом из положения..." В конце письма Коркут благословлял младшего брата на царствование.
Той ночью в спальне у Сайры Селим разрыдался. Он любил и уважал своего ученого брата, который прекрасно управлял Македонией. Из всех детей султана Коркут больше всего походил на него характером, разве что был начисто лишен жажды власти. Селим тяжело переживал эту потерю, потому что Коркут был его другом детства.
- В его смерти обвинят меня, - говорил Селим. - Какая бы официальная причина ни была объявлена, скажут, что убил его я. И его тоже.
- Тоже?
- Да. На улицах болтают, что я убил Ахмеда. За два коротких года горожане уже успели позабыть, каким чудовищем он был. Сайра покачала головой. Селим печально усмехнулся:
- Да, солнышко мое, и это еще не все. Говорят, что я содержу султана под стражей. Что когда я въезжал в Константинополь, отец посылал янычаров навстречу, чтобы арестовать меня, но янычары его якобы предали. - Он тяжело вздохнул. - Да... Вот увидишь, скоро меня объявят узурпатором.
- Почему?
- Лекари сказали, что отец уже не поправится. Совет должен объявить меня султаном. Через несколько дней я надену меч Аюба.
- Очень вовремя!
Он обратил на нее удивленный взгляд.
- Турции нужен сильный правитель, мой господин. Без него она вконец ослабеет и развалится на части. Нам повезло, что королевства Западной Европы пока заняты своими собственными заботами. В противном случае давно уже набросились бы на нас, как стая диких волков. Ведь в Европе нас считают варварами. Христианские монархи в стремлении повысить свой престиж и пополнить казну то и дело затевают Крестовые походы против язычников. Взять, к примеру, Испанию. Король Фердинанд вместе со своей ныне покойной королевой Изабеллой покончили с маврами. Мавры обладают высокой культурой, но они не христиане. Подумать только, сколько их погибло от главного инструмента христиан-фанатиков - так называемой Святой инквизиции! О нет, мой господин! Турцию не должна постигнуть та же участь. Наш султан должен быть сильным. Ты нужен нам!
- Ты говоришь так, будто родилась турчанкой.
- Мой господин, я прожила только первые тринадцать лет своей жизни в Западной Европе. Большую же ее часть, наполненную счастьем, я провела рядом с тобой.
Он вздохнул:
- Если бы мне это сказала другая женщина, я назвал бы ее льстивой и лицемерной. Но это говоришь ты, моя несравненная. Ты всегда говоришь мне правду, какой бы она ни была, сладкой или горькой. Поцелуй меня, любимая.
Их губы встретились, и на принца, как всегда, нахлынуло желание. Он не уставал дивиться своим чувствам к Сайре. Не было случая, чтобы она наскучила ему или разочаровала его. Селим даже по прошествии тех лет, что они провели вместе, не мог насытиться ее телом...
С Зулейкой ночи проходили всегда бурно. С ней он ни на одно мгновение не мог забыть, что однажды станет султаном, а Зулейка, в свою очередь, не забывала о том, что была рождена китайской принцессой. Их любовь превращалась в схватку умов, в противоборство двух волевых личностей, и ни разу Зулейка не показала свою слабость. Сегодня, когда он принес ей весть о гибели их сына, это произошло впервые.
С Фирузи же всегда было легко и весело. Не приходилось сомневаться, что светловолосая уроженка Кавказских гор обожала своего господина, но некоторые сложные любовные позы казались ей забавными, и ей редко удавалось сдержать веселье во время занятий любовью. Несколько раз Селим даже грозился побить ее, если она засмеется. Красавица жена поднимала на него свои удивительные бирюзовые глаза и, тая улыбку в уголках губ, клялась, что будет вести себя примерно. Однако уже через минуту в комнате вновь раздавался взрыв смеха - не выдерживал сам Селим.

- Он был храбрым, мой брат Абдула. Зулейка обернулась и увидела Сулеймана:
- Как Сайра?
- Мать заснула, выпив макового соку. Тебе следует последовать ее примеру, тетя. Завтра мы будем в Тебризе, и тебе, конечно, не захочется клевать носом в то время, как мой отец будет выносить свой приговор персидским еретикам.
Они на мгновение встретились глазами.
- Мы хорошо понимаем друг друга, сын Селима. Клянусь Аллахом, ты больше турок, чем европеец.
- Шотландцы никогда не щадили своих кровников, Зулейка-кадина.
- Ты турок, - еще раз сказала она и, поцеловав его в щеку, ушла. Сулейман с минуту стоял на месте озадаченный, затем пожал плечами и вышел из шатра в безлунную ночь.
Глава 30
Дворец шаха в Тебризе был ярко освещен, а тронный зал до отказа забит его придворными. Султан отлично видел, что персы испуганы. В его голове уже окончательно оформился план действий. Сначала он позволит Зулейке воплотить в жизнь выстраданную годами месть, а затем безжалостно искоренит шиитскую секту, стойкими приверженцами которой являлись сам шах Исмаил и его последователи.
Турецкие солдаты отыскали прятавшегося в городе французского священника-иезуита, который заявил, что является представителем короля Людовика XII. Селим отпустил его с миром, но про себя подумал:
"Уж не европейцы ли в ответе за раскол в мусульманском мире?"
Восседавший на Павлиньем троне турецкий султан выглядел внушительно и грозно. Его черный шелковый халат был расшит золотыми тюльпанами, а голову прикрывал тюрбан из золотой парчи, украшенный рубином. В ногах его сидели кадины. Сайра в шелках и газе золотисто-телесных тонов и Зулейка, одежда которой была расшита аметистами и серебром. Тут же стояли Сулейман, Мухаммед и Мурад.
К трону подвели плененного молодого шаха.
- Я не прошу милости для себя, мой господин, - проговорил юноша, - но сжалься над моей матерью и женщинами моего двора.
- Я не воюю с женщинами, - ответил Селим. Шах был смущен.
- Значит, ты отпустишь их с миром? Уговор?
- Я также не заключаю договоров с мальчишками. Особенно с теми, чьи отцы настолько глупы, что не могут отличить рабыню от принцессы.
- Ты говоришь загадками, султан Селим. Султан усмехнулся:
- Возможно. Но надеюсь, ты поможешь мне разобраться, что к чему, юноша.
С этими словами Селим хлопнул в ладоши, и стража ввела в зал маленькую женщину в богатых одеждах, которую провели к подножию трона. На всем пути ее следования персы-придворные склонялись в низких поклонах.
- Мама! - крикнул шах, бросившись к ней. Его удержали солдаты.
- Зулейка. - Султан кивнул одной из кадин. Та поднялась со своего места и медленно, грациозно приблизилась к персидской владычице. - А теперь внимание, юноша. Перед тобой две женщины. Одна из них - благородной императорской крови, другая - простая рабыня. Которая из них кто?
- Это какая-то шутка, султан Селим?
- Нет, шах Исмаил. Это загадка.
- Тут нет никакой загадки! Моя мать - урожденная китайская принцесса!
- Приходится признать, что ты берешь дурной пример со своего отца и излишне поспешно принимаешь кажущееся за действительное. Зулейка!
- Да, мой господин Селим?
- Сними с этой женщины чадру и открой свое лица. Зулейка изящным движением сняла с себя вуаль, и та легко, будто перышко, спорхнула на пол. Глаза персиянки в ту же секунду наполнились ужасом, и она с диким криком повалилась на пол:
- Пощадите, госпожа! Умоляю вас, пощадите! Раскидав в стороны стражу, молодой шах бросился к своей матери, пытаясь поднять ее.
- Сегодня ты празднуешь победу! - крикнул он, обернувшись на Селима. - Но пожалей ее! Она испугана, разве ты не видишь? У матери всегда были слабые нервы.
- Еще бы, - ответил султан. - Слушай меня, шах Исмаил, Я расскажу тебе одну историю.
Молодой шах помог матери кое-как добраться до подушек. Она села, дрожа и всхлипывая.
Селим, возвысив голос так, чтобы его слышали все находящиеся в зале, начал:
- Двадцать два года назад юная китайская принцесса отправилась вместе с большим караваном под охраной солдат в Персию. Она должна была выйти замуж за шаха этой соседней державы. На границе между двумя государствами охрана каравана сменилась на персидскую, равно как и вся прислуга. С принцессой осталась только ее личная рабыня.
На беду принцессы, у ее будущего мужа в гареме находилась красивая, но злая наложница, которая тайно покинула своего господина и в сопровождении нескольких солдат отправилась навстречу китайской принцессе. Эта женщина имела сильное влияние на шаха, и она опасалась, что, если невеста окажется красивой и умной девушкой, да если еще станет его супругой, ее собственной власти над шахом придет конец. И она решила увидеть принцессу прежде, чем с ней встретится шах, и в случае необходимости избавиться от нее.
Она устроила невесте шаха теплый прием и усыпила ее бдительность льстивыми речами. Наложница поняла, что ее худшие опасения подтверждаются. Китаянка оказалась не только удивительно красивой, но и умной. И тогда наложница решила действовать. Подсыпав принцессе в питье сильное снотворное, эта женщина подкупила двух своих солдат, и те перевезли несчастную - они думали, что это служанка, - в Багдад, где и выставили на продажу на гамом дешевом открытом невольничьем рынке.
К счастью, принцессу купил ага кизляр моего отца. Он случайно проезжал мимо, уже покидая город, и сумел рассмотреть редкую жемчужину среди обычных камней. Тем временем наложница шаха убедила рабыню принцессы сыграть роль самой принцессы.
Когда султан дошел до этого места в своем рассказе, персиянка взвыла и стала разрывать на себе одежды.
- Мерзкая тварь... - прошипела Зулейка по-китайски. - Не распускай сопли! Ты стала женой шаха, так и веди себя соответственно! Если не ради своего сына, так хотя бы во имя чести моего рода, славное имя которого ты присвоила!
- О, госпожа... - рыдая, ответила ей женщина тоже по-китайски. - Она заставила меня! Она сказала, что я умру страшной смертью, если не сделаю, как она велела. А я.., я была совсем одна в чужой стране. Я испугалась и.., хотела жить!
- И ты, наверное, думала, что мы с тобой уже никогда не встретимся. Май Цзе?
- Я уже достаточно наказана за свой проступок, госпожа. Старый шах ненавидел меня за то, что я некрасива. Целых пять лет мы не жили как супруги. И только когда советники предупредили его, что признают только законного наследника, он пришел ко мне. Но стоило мне забеременеть, как он тут же вернулся в ее постель! Он был полностью в ее власти. Она и на сына моего имеет больше влияния, чем я сама! Умоляю вас, пощадите!
- Ты думаешь, я испытаю удовлетворение, отомстив низкой рабе вроде тебя? прошипела Зулейка. - Нет, я сюда приехала за Шаннез. А ты.., немедленно встань с колен!
Жена шаха повиновалась, хотя ноги плохо слушались ее и она вся дрожала. Султан же тем временем продолжал свой рассказ:
- Когда мне исполнилось двадцать пять лет, мой отец оказал мне большую честь, разрешив выбрать из своего гарема шесть девственниц, дабы я мог основать свой собственный гарем. Одной из девушек как раз и была китайская принцесса, известная теперь под именем Зулейка. Она стоит сейчас перед вами, мать трех моих сыновей. А женщина, которую вы называете своей владычицей вдова вашего прежнего повелителя и мать шаха Исмаила. - всего лишь рабыня низкого происхождения Май Цэе.
Стон прокатился по залу и быстро перерос в ропот недовольства. Персиянка упала в обморок, увидев, как на нее стали надвигаться се же собственные придворные. Солдаты Селима с трудом не допустили их до нее, а тем временем двое рабов бросились к потерявшей сознание женщине и стали приводить ее в чувство розовой водой.
- Тихо! - зычно рыкнул султан, и зал тут же притих. - Вы, между прочим, многим обязаны этой несчастной. И в злодействе не ее следует винить. Да, она родилась рабыней, но все же была законной женой вашего господина и является матерью нынешнего шаха Исмаила. Если бы она не согласилась на обман, предложенный ей наложницей прошлого шаха, Китай пошел бы на вас войной, и Персия лежала бы ныне в руинах, а старый шах так и умер бы бездетным. Она останется вашей госпожой, это я вам говорю, султан Селим! - Он грозным взглядом обвел приглушенно галдящих персов, оттесненных солдатами к стенам тронного зала. - А теперь разберемся с истинной виновницей. Привести сюда Шаннез!
Она гордым шагом вошла в зал, приблизилась к трону, распростерлась перед ним ниц, но тут же поднялась и смело взглянула Селиму в глаза. Шаннез была высокой и стройной женщиной. Несмотря на то что ей было уже далеко за сорок, выглядела она гораздо моложе своих лет. Оливковая кожа была гладкой и нежной, без морщин. Собранные наверху и придававшие ей царственный вид волосы цвета воронова крыла совершенно не подернулись сединой. Глаза ее были подобны горящим гагатам. На ней был простой шелковый халат сливового цвета, а из украшений лишь тяжелые золотые серьги. Лицо ее было открыто.
Селим надолго остановился взглядом на ее холодном чувственном лице, перевел глаза на пульсирующую жилку у нее на шее, ниже - к высоким и крепким, конусообразным грудям и еще ниже, где между полами халата угадывалась стройная линия ног.
От Зулейки не ускользнул его заинтересованный взгляд, и она, наклонившись, шепнула ему на ухо:
- Не отказывай мне в святой мести, мой господин. Вспомни двух своих сыновей, погибших от рук персов.
- Все будет так, как ты хочешь, моя грозная тигрица... - мрачно осклабившись, ответил султан. - Шаннез, перед тобой сидит моя бас-кадина, госпожа Сайра. Что до моей третьей жены, госпожи Зулейки, то ее ты знаешь.
- Султан ошибается, - ровным, спокойным голосом ответила Шаннез. - Я никогда не встречалась с его женами.
- Нет, это ты ошибаешься Шаннез. Представляю себе, как ты ликовала, когда думала, что удалось избавиться от китайской принцессы. Ты, конечно, уже много лет считала ее мертвой или жалкой рабыней в руках какого-нибудь погонщика верблюдов, не так ли? Зулейка, любовь моя, открой свое лицо, чтобы Шаннез могла хорошенько тебя рассмотреть.
Третья кадина султана повиновалась. Шаннез смертельно побледнела, но быстро оправилась от потрясения, посмотрела Зулейке прямо в глаза, усмехнулась и проговорила:
- Значит, ты не умерла, такая уж судьба. Ты появилась здесь, чтобы отомстить? Что ж, я готова. Я прожила хорошую жизнь.
- Я не стану тебя убивать. О нет, Шаннез! Я пощажу тебя так же, как ты в свое время пощадила меня. Но со мной у тебя тогда вышла небольшая осечка, сейчас осечки не будет. - Зулейка смерила красавицу холодным взглядом и обернулась к охраннику. - Приведи его!
Все взоры обратились к дверям, в которых исчез солдат. Через минуту он вернулся и привел с собой невероятного уродца. Это был кряжистый горбун, вся одежда которого состояла из набедренной повязки и маленького грязного тюрбана, который нелепо сидел на голове, словно плоская лепешка. У него не было одного глаза, а другой шустро вертелся по сторонам, обозревая разом весь огромный зал.
В зале было жарко, и персы-придворные от духоты и страха перед турецким султаном начали потеть. Но запах этот не шел ни в какое сравнение с той вонью, которую принес с собой этот горбун. Рухнув у подножия трона, он хрипло прокричал:
- Приветствую тебя, о мой господин, да продлится эра твоего правления вечно!
- Встань, - приказал султан. Горбун поднялся.
- Имя?
- Абу, повелитель.
- Ты мой раб?
- Да, повелитель.
- Чем ты занимаешься?
- Выметаю навоз из твоих конюшен, повелитель.
Селим мельком оглянулся на Зулейку, в одном взгляде выразив и веселье, и восхищение.
- Ты честно работаешь, Абу, и знай, что твои вставании не остались незамеченными. Главный конюх говорит мне, что конюшни - образец чистоты. Селим подавил смешок. - Подобное прилежание не должно остаться без награды. Сегодня я дарую тебе свободу с условием, что ты еще послужишь мне один год. По истечении этого срока тебе заплатят двенадцать золотых монет, и ты сможешь пойти, куда хочешь. Или остаться у меня. На твой выбор.
Абу рухнул на колени, подполз к султану, схватил полу его халата и поцеловал ее.
- Подожди, Абу. Это еще не все. Свободному человеку для полноценной жизни нужна женщина. Как тебе вот эта? Она была фавориткой старого шаха. Много лет назад она причинила большую боль госпоже Зулейке.
- Матери маленького принца Нуреддина?
- Ты знаешь моего сына?
- Да, повелитель. Они заходят на конюшню, когда хотят покататься на пони. Угощают меня сладостями и инжиром. Мы с ними большие друзья. Ты хочешь, чтобы я убил эту женщину ради тебя, повелитель?
- Нет, Абу. Я решил пощадить ее и подарить тебе за твою верность. Отныне она твоя рабыня. Научи ее жизни и используй по твоему желанию.
За всю жизнь Абу всего лишь несколько раз был с женщиной. Низкая должность уборщика конюшен и внешность не располагали к общению с прекрасным полом. Он оглядел здоровым глазом Шаннез с ног до головы. Она была красива. Селим отнюдь не слыл любителем грубых розыгрышей, значит, он и правда подарил ее...
- О, великий султан! Щедрость твоя, проявленная к недостойному слуге твоему Абу, да будет прославлена в веках! - Затем, обернувшись к Шаннез, он бросил:
- Ты! Идем со мной.
- Только попробуй приблизиться ко мне, грязное животное! Я убью тебя! прошипела красавица.
Тогда горбун, не долго думая, наотмашь ударил ее, и она свалилась на пол. Схватив ее за тонкую, изящную руку, он выволок женщину из зала.
С минуту в тронном зале стояла гнетущая тишина. Затем Селим вновь заговорил:
- Вы все были свидетелями тому, как я проявил милосердие по отношению к женщине, предавшей дочь императора великой державы. Я подарил ей жизнь. Но это не конец, и вы еще увидите, что такое страшная месть султана!
Есть только один истинный бог - Аллах. И есть Его Пророк Магомет, да будет благословенно его имя. Кто из вас осмелится не признавать их? Кто из вас оплакивает имама Хусейна и следует учению шиитов? - Тишина была ему ответом. Я обрушу весь свой гнев на тех, кто насмехается над Господом и Его Пророком, будь то мужчина, женщина или ребенок!
Тебя я пощажу, шах Исмаил. Ты увел своих людей с пути истинного, но ты способен и вернуть их туда. Слушайте меня все! Тех, кто не отречется публично от ереси, ждет смерть. Это говорю вам я, султан Селим!
С этими словами он поднялся с трона и вышел из зала в сопровождении двух своих жен. Когда они отошли достаточно далеко, он спросил у Зулейки:
- Ты удовлетворена, мой цветок? Должен признаться, месть твоя была поистине дьявольской. Даже не думал, что в твоем сердце было столько ненависти. Неужели ты все эти годы была со мной так несчастна?
Китаянка поймала руку султана и поднесла ее сначала ко лбу, затем к губам и наконец прижала к сердцу.
- Двадцать два года я жила ради тебя, а потом еще и ради наших детей. С тобой я знала только счастье и ни разу не слышала от тебя ни одного недоброго слова. Но память о том, что та женщина сделала со мной, жила во мне, хотя именно благодаря ее предательству я нашла свою судьбу и свое счастье. Так или иначе ей нельзя было простить то, что она посмела поднять руку на дочь императора Китая. Мой род у себя столь же славен, как и твой у нас в Турции. Скажи, разве ты не поступил бы на моем месте точно так же?
Селим обнял ее одной рукой, притянул к себе и нежно поцеловал.
- Да, моя тигрица, на твоем месте я поступил бы точно так же. Но теперь твоя душа, надеюсь, очищена от бесов ненависти?
- Не до конца, мой господин, но тех немногих, что еще остались, я изгоню сама.
- Что ж, оставляю тебя для этого. - Он повернулся и ушел по вымощенной плиткой галерее.
Сайра во время их разговора тихо стояла в тени. Теперь Зулейка подошла к ней и спросила:
- Ты пойдешь со мной? То, что мы увидим, может быть ужасно, но я должна знать, что Шаннез окончательно унижена и раздавлена, иначе не успокоюсь.
Сайра согласно кивнула. Они прошли по нескольким коридорам, спустились вниз по лестнице и наконец дошли до маленькой дверки, которая вела на конюший двор дворца персидского шаха. Там квартировал уборщик султанских конюшен Абу. Только они вышли во двор, как до их слуха донеслись крики. Зулейка мрачно усмехнулась.
- Сюда, - сказала она, и Сайра последовала за ней через открытый двор к маленькой, почти незаметной лесенке в стене конюшни. - Наверх, - сказала Зулейка, поднимаясь на плоскую крышу постройки.
Женщины отыскали в крыше небольшое отверстие, легли, и им открылось то, что происходило сейчас в конюшне.
Сайра широко раскрыла глаза, ее охватила дрожь. Нагая Шаннез лежала на грязном одеяле. Ноги и руки ее были широко разведены и привязаны кожаными ремнями к колышкам, воткнутым в пол конюшни. Над ней стоял Абу. Он уже сделал свое дело и встряхивал набедренную повязку, чтобы вновь надеть ее.
- Какой большой жезл для такого коротышки, - вполголоса заметила Зулейка.
Наклонившись, Абу развязал женщину и швырнул ей ее шелковый халат, который был уже сильно запачкан.
- Я голоден, ступай найди мне еды. - И он подкрепил свое распоряжение сильным пинком.
Шаннез с трудом поднялась на ноги, запахнулась халатом и, изрыгая проклятия в адрес своего мучителя, бросилась вон из конюшни. Сайра и Зулейка поднялись, отошли к краю крыши и вновь увидели "Шаннез, которая в нерешительности остановилась посередине двора. Вдруг взгляд ее упал на огромную бочку с водой, и она бросилась к ней. Но тут из тени неожиданно появился турецкий солдат:
- Стой, женщина! Куда ты отправилась? Шаннез не сразу нашлась с ответом:
- За едой для уборщика конюшни.
- И где ты думала ее найти? В бочке с водой? Пойдем, я покажу тебе.
- Я сама найду дорогу.
- Нет, я покажу тебе. Таков приказ Зулейки-кадины. Я буду все время находиться при тебе. - Шаннез с ненавистью и потрясением уставилась на него, а солдат продолжал:
- А ты красива. Может быть, мы с тобой где-нибудь задержимся, а?
Плотоядно ухмыляясь, он стал надвигаться на нее.
- Не подходи ко мне! - истерически взвизгнула Шаннез.
В это время в дверях конюшни показался Абу:
- Что за шум? Где мой ужин, ты, ленивая подстилка?
- Привет, Абу, - сказал солдат. - Кто эта женщина и как тебе, уродцу, повезло наложить на нее свои грязные лапы?
- Она была фавориткой самого шаха, - гордо ответил уборщик. - Султан подарил мне свободу и эту женщину в качестве моей личной рабыни.
- Клянусь бородой Пророка! - воскликнул солдат. - Султан разбазаривает добро! - Он задумался на минуту, а потом сказал:
- Послушай, Абу, хочешь немного подзаработать? Теперь, когда ты стал свободным человеком, тебе нужно подумать о будущем.
- А что от меня потребуется?
Солдат отошел с ним в сторонку и что-то зашептал на ухо.
- Да я-то, пожалуйста, только учтите, что она только и делает, что орет и лягается. Мне даже пришлось привязывать ее кожаными ремнями.
- Так она у тебя с характером? Это еще лучше. Погоди-ка, я схожу за товарищами.
Не прошло и минуты, как он вернулся с пятью другими солдатами. Каждый из них вложил в руку уборщика конюшни по маленькому кошельку. Абу повернулся к Шаннез:
- Возвращайся на конюшню.
- Но твоя еда... - начала было она, но тут все поняла и стала дико озираться в поисках пути спасения. Его не было.
- Я сам за ней схожу. Возвращайся, я сказал! Шаннез попыталась было бежать, но солдаты со смехом поймали ее и потащили на конюшню. Абу тем временем ушел.
Две женщины постояли на крыше еще с минуту. Снизу до них доносились душераздирающие крики. Наконец Зулейка проговорила:
- Пойдем, теперь я удовлетворена. Они молча спустились во двор, пересекли его и скрылись за маленькой дверкой, оставив позади терзаемую и униженную Шаннез. С тех нор Зулейка-кадина больше не вспоминала о своем прошлом.
Глава 31
Султан вернулся в Константинополь вместе с караваном в восемьсот пятьдесят верблюдов и пятьсот ослов, нагруженных золотом, серебром, драгоценными камнями и прочим добром.
Кроме того, он пригнал вместе с собой свыше десяти тысяч рабов. Границы Османской империи раздвинулись за счет присоединения к ней Диарбакыра и Курдистана. Персидская кампания закончилась весьма успешно.
Перед возвращением домой Селим распорядился умертвить сорок тысяч шиитов, которые отказались вернуться в лоно истинного ислама. Молодой персидский шах был настолько подавлен случившимся, что с тех пор никто и никогда не видел на его лице улыбки.
Турки зазимовали в Тебризе. Присоединение к Османской империи персидских земель официально состоялось весной 1515 года, а ранней осенью великая армия со своим предводителем вернулась домой.
Кадины султана после кампании заключили между собой уговор никогда больше не сопровождать своего господина в его военных походах. Они соскучились по Константинополю, по Фирузи и Сарине, но больше всего по своим детям. Трое сыновей Селима уже погибли, и женщины поняли, что отныне семья для них важнее всего.
На какое-то время султан стал прежним, веселым и деятельным. Строительство сокровищницы, затеянное еще его дедом Мухаммедом Завоевателем, наконец закончилось, и она готова была принять в свои недра богатства, которые Селим привез из Персии. Золото уложили в металлические сундуки и спрятали в подвале. Драгоценности разложили по комнатам сокровищницы. Серебро пошло на покрытие расходов от военной кампании и на нужды дворца. После этого была составлена опись всей привезенной добычи, и дверь сокровищницы была запечатана личной печатью султана Селима I.
В тот день Селим сказал:
- Я наполнил казну золотом. Если кто-нибудь из моих потомков наполнит ее медью, пусть запечатает дверь своей печатью. А нет, пусть продолжает использовать мою.
Затем султан обратил внимание на другие вещи. Первым делом отправил старшего сына Сулеймана с Гюльбсйяр и со всем его двором править в Магнезию, дабы проверить способности наследника к государственному управлению.
Принц Мухаммед должен был отправиться с той же целью в Эрзурум. Принцы Мурад, третий сын Сайры, которому исполнилось шестнадцать, и тринадцатилетний сын Сарины Баязет уехали в дальний военно-тренировочный лагерь, чтобы совершенствовать свое ратное искусство.
Из сыновей султана в Константинополе в итоге остались только малолетний принц Карим, а также принцы Хасан и Нуреддин. Если первый жил с матерью, то сыновьям Фирузи и Зулейки, соответственно одиннадцати и десяти лет, Селим распорядился выделить собственные покои, и они покинули гарем.
Кадины были недовольны решением султана. Они не доверяли молодым евнухам и пытались воздействовать на мужа, говоря, что сыновья их еще совсем дети, но Селим был неумолим. Фирузи и Зулейке осталось только поместить в покоях своих сыновей преданных шпионов, которые должны были держать их в курсе всех событий и предупредить в случае опасности.
Султан вновь вернулся к вопросу о дочерях. Хале и Гуэель уже исполнилось по шестнадцать, и их необходимо было без промедления отдавать замуж. К счастью, в этом вопросе Селим проявил уступчивость. Он сказал, что девочки выйдут замуж не за чужаков и притом сами выберут себе женихов.
Селим всегда баловал двойняшек и потому ради них организовал церемонию знакомства с кандидатами в мужья. Девушки, укрывшись за плотными вуалями и ширмой, внимательно вглядывались в лица тех, кто претендовал на их руку. Из общего списка двойняшки для начала отобрали шестерых, детально познакомились со всей доступной информацией о каждом кандидате и наконец сделали свой выбор. Султан объявил, что его дочери выйдут за сыновей паши Исмета бен Ормана, верного служаки и храброго солдата Османской империи. Одному жениху было восемнадцать лет, а другому девятнадцать.
Со свадьбами решили не медлить, и они были сыграны сразу же. За то время, что паша Исмет находился на службе у Османов, он сильно разбогател, и радость его по поводу того, что он станет свекром сразу двух дочерей султана, была настолько велика, что он возвел для своих сыновей два дворца из белого мрамора на берегу Босфора.
Дворцы, каждый по сто комнат, были окружены роскошными садами, в которых росли всевозможные цветы и фруктовые деревья, были устроены искусственные ручьи, пруды и бассейны, выложенные плиткой. Мать женихов добилась приема у Фирузи-кадины и детально обсудила вместе с ней вкусы ее дочерей, перед тем как обставлять покои дворцов.
Словом, сделали решительно все для того, чтобы двойняшки были счастливы.
На самой церемонии бракосочетания Хале и Гузель отсутствовали, послав вместо себя ага кизляра, который принес за них брачные клятвы. Затем в зале Иени-сераля был устроен пир, продолжавшийся трое суток без перерыва. Здесь-то сыновья паши Исмета впервые увидели своих невест.
К вечеру первого дня обе девушки тихо покинули зал, где шумела свадьба. В брачные комнаты к ним были допущены только кадины султана и личные рабыни невест. Там девушки приняли ванну и облачились в прозрачные одежды для первой брачной ночи. Волосы их были тщательно расчесаны и надушены мускусом.
Затем кадины ушли, сделав Хале и Гузель традиционное пожелание. Женихи между тем терпеливо ждали в прихожей, ибо не имели права переступить порога брачных комнат без разрешения невест султанской крови. Хале и Гузель заранее решили, что продержат молодых людей в прихожей не меньше двух часов. Так что Хусейну и Ризе оставалось только нервно расхаживать, дожидаясь позволения войти.
В это время Фирузи сидела у Сайры и плакала. Кадины пытались ее утешить.
- Но они такие молоденькие... - не унималась Фирузи.
- Вздор! - возразила Сайра. - Ты сама была на два года младше во время твоей первой брачной ночи. Гузель и Хале повезло, так как они сами выбрали себе мужей. Между прочим, молодые люди в восторге от своих невест и уже влюбились в них по уши. Их ждет большое счастье.
Фирузи всхлипнула, успокаиваясь:
- Ты правда так думаешь?
- Конечно! И еще я думаю, что тебе хватит плакать. Какой скандал будет завтра, когда ты появишься на пиру перед всеми с распухшими от слез глазами!
А ночью к Сайре пришел Селим. Таким счастливым она его давно не видела. Он находился в прекрасном расположении духа и был очень разговорчив. Ему поправилось решительно все: и свадьбы, и дочери, и новые зятья.
- Теперь очередь за Нилюфер, - подытожил он.
Сайра принялась возражать:
- Но, господин мой, ей же всего двенадцать. Она еще не достигла половой зрелости. Надеюсь, ты понимаешь, что вопрос о ее замужестве можно будет поднять лишь через несколько лет?
- Я предпочел бы выдать ее замуж уже сейчас. А в брачные отношения она может вступить с мужем позже, когда достигнет зрелости. У меня есть на примете несколько подходящих молодых людей, которых я хотел бы приблизить к себе.
Я не позволю тебе использовать мою дочь в политических целях! Почему ты отказываешь ей в праве выбора жениха? Чем она хуже Хале и Гузель?
- Двойняшки - другое дело. Они так близки между собой, что очень страдали бы, если бы им пришлось разлучиться. Только поэтому я и позволил им самим выбрать себе женихов.
- Ты не отдашь Нилюфер за чужого, незнакомого человека! Между прочим, она с детства любит одного юношу...
- Что?! Не может быть! Кто посмел нарушить святые законы моего гарема и допускать в него мужчину на тайные свидания с моей дочерью?!
- Никто никого туда не допускал. Они познакомились, еще когда мы жили во дворце Лунного света.
- Но ведь тогда она была совсем еще малышкой и виделась с одними только своими братьями.
- Ты забываешь про Ибрагима.
- Нилюфер любит Ибрагима?! Немыслимо! Они не виделись с тех пор, как ей исполнилось семь лет.
- Извини, дорогой, по тут ты ошибаешься. Они виделись. Ты сам разрешил нашей дочери быть при дворе у Сулеймана, где Ибрагим был частым гостем. Когда ты послал нашего сына в Магнезию, Ибрагим поехал вместе с ним. Это разбило девочке сердце, и она очень страдает с тех пор. Она любит Ибрагима.
- Это все детские фантазии. Переживет.
- Вот видишь! Ты сам говоришь, что она еще ребенок. Кто же выдает замуж детей? - спокойно проговорила Сайра. Селим всплеснул руками:
- Ты загнала меня в угол, как охотник зайца, любимая. Отдаю должное твоему уму и хитрости.
Наклонившись, Сайра поцеловала его:
- Скажи, когда через несколько лет мы вернемся к этому вопросу, ты будешь рассматривать Ибрагима в числе прочих претендентов на руку нашей дочери?
- Посмотрим.
- Ты объявил Сулеймана своим наследником. А Ибрагим - его лучший друг. Придет день - дай Бог, чтобы это было еще не скоро, - когда наш сын станет султаном. Не сомневаюсь, что он назначит Ибрагима своим главным визирем. А если женой главного визиря будет родная - подчеркиваю: родная - сестра султана, его интересы будут блюстись с особенным тщанием. Селим медленно раздвинул губы в улыбке:
- Будь ты мужчиной, любимая, назначил бы тебя своим главным визирем.
- Меня вполне устраивает роль женщины, твоей бас-кадины и матери наших детей.
Он нежно провел рукой по ее длинным волосам:
- Ах Сайра! Если бы только у меня был такой друг, как этот Ибрагим! Знаешь.., мне кажется, я поторопился с отставкой Сема-паши.
- С отставкой?! Вот как ты это называешь? Да ведь ты приказал отрубить ему голову! И между прочим, повел себя как неблагодарный человек, учитывая то, как он добросовестно замещал тебя во время похода на Персию.
- Возможно, любимая, но когда я вернулся, то очень быстро понял, что визирь не хочет расставаться с властью. На первый раз я простил его, но он продолжал строить козни у меня за спиной. Подобные вещи не могут остаться ненаказуемы, и поэтому я решил его казнить. Но теперь я вижу, что человек, занявший его место, просто старый болван, который уже ни на что не способен.
- Али Акбар многие годы верой и правдой служил Османской империи. Прошу тебя, мой господин, отправь его в отставку с почетом. С тех пор как ты надел на себя меч славного Аюба, на посту главного визиря сменилось уже пять человек, четырем из которых отрубили головы. Вся вина Али Акбара в том лишь, что он стар. Но разве можно забыть о том, сколько пользы он принес империи в прошлые годы? Между прочим, на улицах уже начинают вслух поговаривать о твоей жестокости.
- Что там болтают?
- Я скажу, но обещай, что не рассердишься.
- Обещаю.
- Ныне самым распространенным проклятием стала фраза "Чтобы ты стал главным визирем у султана Селима!". Селим поморщился:
- Хорошо, я дам Али Акбару почетную отставку, но кого мне назначить вместо него?
- Пири-пашу, - тут же сказала Сайра.
- Еще одного старикана?! О нет! Пири-паша жил в Константинополе еще в те времена, когда мой дед Мухаммед Завоеватель только захватил его! Ему ведь уже далеко за шестьдесят - Пири-паша не Али Акбар. Он настоящий гений государственного управления. Человек, лишенный пороков и иллюзий, связанных с властью. Долг перед государством всегда для него выше всего остального, даже собственной жизни. Ты нуждаешься в нем. Особенно теперь, когда собираешь поход в Египет.
- Ты поедешь со мной?
- Нет, милый, если только ты не прикажешь. На войне ты делаешься другим человеком, не тем Селимом, которого я знаю и люблю. Мой господин - поэт, прекрасный отец и благородный рыцарь, а отнюдь не хмурый султан и не безжалостный воин. Солдату не нужна женщина с се нежностью. Это будет его расслаблять. Я буду полезна тебе здесь, когда ты отправишься в Египет. Тут, в Константинополе, я твои глаза и уши. От кого еще, кроме меня, ты можешь услышать всю правду?
Он чмокнул ее в щеку:
- А кроме этого?
- А кроме этого, на мне еще гарем и дети. Следующей весной Нилюфер исполнится тринадцать, и ей придет пора узнать то, чему ее не научат учителя. И потом малыш Карим еще не в том возрасте, чтобы обходиться без матери. Хотя он растет не по дням, а по часам.
- Он так похож на тебя, любимая. Из всех моих сыновей Карим меньше других турок, но все изменится, когда он станет старше. И потом, он ведь уже сопровождал отца во время одной военной кампании, не правда ли? Вот подрастет и...
- Если подрастет, - тихо проговорила Сайра.
Селим, однако, не расслышал, ибо мыслями был уже далеко. Ему скоро предстояло сделать второй шаг на пути достижения единоличного лидерства в исламском мире. Вот-вот он вновь снарядит свою армию, только на этот раз они отправятся в Мекку и Медину, а затем в Египет. Он решил прислушаться к совету Сайры и назначить главным визирем Пири-пашу, ибо знал, что жена отлично разбирается в людях и интуиция ее никогда не подводит. Имея такой прочный тыл, можно будет всецело сосредоточиться на войне.
Видя, в каком он настроении, Сайра решила ничего не говорить ему о Хаджи-бее.
Ага кизляр умирал. Это было известно всем обитателям Эски-сераля, и они втайне плакали. В гареме не было ни одного человека, начиная с самой последней рабыни и заканчивая бас-кадиной, который бы не любил и не чтил мудрого старика. Хаджи-бей служил султанскому дому с девятилетнего возраста. Сейчас ему был семьдесят один год. Он пережил Мухаммеда Завоевателя, Баязета, на его глазах вырос и стал султаном Селим. В последние годы он надеялся увидеть у руля великой империи и Сулеймана, но теперь, чувствуя, что Аллах не даст ему этой возможности, послал за Сайрой.
Впервые за все годы, что она провела в Турции, бас-кадина увидела покои старшего евнуха. Ее удивила почти спартанская обстановка, царившая в них. Тем более что Сайра всегда отдавала должное отменному вкусу ага кизляра в одежде. Он порой выглядел даже щегольски.
Спальня была тускло освещена, занавески на окнах задвинуты. Хаджи-бей возлежал на кушетке. В отличие от большинства евнухов он не растолстел с годами. Напротив, его сухое тело, накрытое покрывалом, казалось, еще больше исхудало. Слуга поставил перед кушеткой табуретку.
Опустившись на нее, Сайра сказала рабу:
- Беспокоить нас в крайнем случае. Тот молча кивнул и удалился.
- Ну что ж, дочь моя, - слабым голосом проговорил ага. - Скоро нить моей жизни прервется... - Сайра хотела было что-то возразить, но старик лишь похлопал ее по руке. Сайра обратила внимание на то, что его длинные и всегда изящные пальцы стали крючковатыми. - Ничего, дочь моя, не печалься, как не печалюсь я сам. Об одном жалею.., что не увижу на султанском троне Сулеймана. Об этом я и хотел с тобой поговорить нынче. Ему угрожает опасность, Сайра.
- Какая, ага?
- У него слишком много братьев.
- Как ты можешь так говорить, друг мой? Еще совсем недавно у моего любимого господина Селима было десять сыновей. Но сначала погиб Омар, потом в халдирапском сражении были убиты Казим и Абдула, а теперь смерть забрала и моего Мурада в Сирии. Осталось всего шестеро. Они нужны Селиму.
- Но не Сулейману, - ответил Хаджи-бей. - Ты, дитя мое, самая умная из всех моих воспитанниц, не видишь правды из-за розового тумана, что застит твои глаза. Селиму осталось царствовать считанные годы. Да, Сайра, это так, поверь мне. Хворь, разъедающая его изнутри, скоро убьет его. Сейчас Сулейман непререкаемый наследник, но положение в одночасье изменится со смертью Селима. Единство между кадинами прервется. Мухаммед всего па четыре месяца младше Сулеймана. Он обаятелен, весел и популярен. Почему ты думаешь, что Фирузи не захочет продвинуть его вперед? А наша гордая Зулейка? Ты думаешь, она не способна на что-то подобное? У Сарины только один сын, и в нем вся ее надежда. Словом.., к тому времени когда Селим отправится к своим праотцам в рай, все его сыновья, за исключением Сулеймана, уже должны быть там и встречать его.
- Нет!
- Это необходимо сделать, дочь моя. Прими мой совет как единственное наследство от меня.
- Ты совсем забыл про моего маленького Карима, Хаджи-бей! Думаешь, я смогу убить его? Думаешь, позволю Селиму или Сулейману убить его? Никогда! Мы не для того рожали своих детей, чтобы их потом умертвили, дабы не усложнять процедуру престолонаследования. Пора положить конец порочной традиции братоубийства!
- Тем самым ты убьешь Сулеймана, Сайра. Ты бас-кадина, и тебе многое подвластно. Став султанской валидэ, ты будешь еще могущественнее. Но даже эта власть имеет пределы. Когда недовольные начнут разыгрывать карту Карима и его братьев против Сулеймана - а уж в этом не сомневайся, - ты ничего не сможешь поделать. Поэтому, дочь моя, я требую, чтобы ты начала действовать уже сейчас.
- Я не могу, Хаджи-бей! Не могу! - воскликнула Сайра дрожащим от слез голосом.
Старик с трудом приподнялся на локте.
- Я не для того покупал тебя в Кандии, оберегал и защищал все эти годы, учил и воспитывал, не для того вознес на такие высоты, чтобы ты сейчас подвела меня! В девятилетнем возрасте я был привезен сюда, и с тех пор Османская империя стала моей родиной, а султанский дом - моим домом. Я уберег их от принца Ахмеда и его матери и не позволю, чтобы сейчас из-за твоей глупой женской слабости все мои труды пошли прахом! Я не прошу, чтобы ты лично убивала детей Селима, но они должны умереть! В противном случае их вынужден будет убить Сулейман. С самого рождения ему говорили, что он будет султаном. А я хорошо знаю его и говорю: да, он будет султаном!
Ага обессиленно упал на подушки. Сайра поднесла пиалу с холодной водой к его губам, - Я сделаю все, чтобы защитить Сулеймана, Хаджи-бей, но должны быть какие-то другие способы помимо убийства. Дай мне подумать, прежде чем я приму окончательное решение.

- Все в огонь!
После Сайру отвели в баню, откуда Мариан выгнала всех служанок и лично стала прислуживать. Она растерла Сайру какой-то дурно пахнущей гадостью и ополоснула едва ли не кипятком. Бас-кадина слабо протестовала, но Мариан не обращала внимания.
- Ничего, ничего, небось не помрете! - довольно грубо ответила она.
- Я не смогу ваять туда Карима... - слабым голосом прошептала Сайра.
- Нет, сможете! И должны! - свирепо прошипела Мариан. - Или, может быть, вы хотите, чтобы его удавили дворцовые палачи?
Поймите, в этом его единственный шанс на жизнь. А теперь закройте рот, ибо здесь даже стены имеют уши!
Облив ее в последний раз кипятком с головы до ног, Мариан увела покорную госпожу в прохладную, хорошо проветренную комнату. Сайра опустилась на мраморную плиту и позволила служанке растереть свое оцепеневшее, безвольное тело маслом диких трав. После она тут же заснула. Мариан на цыпочках вышла из комнаты, сказав ожидавшим за дверью служанкам из бани:
- У бас-кадины сильный шок. Зулейка-кадина и два юных принца скончались. Моя госпожа нашла их. Разбудите ее через два часа и подайте горячий кофе.
После этого англичанка прямиком отправилась в покои к Фирузи, где уже находилась Сарина.
- Что случилось с Сайрой? - спросила четвертая кадина. - Слухи распространяются по дворцу со скоростью лесного пожара.
- С моей хозяйкой все будет нормально, госпожа Сарина. И я.., я решила самолично передать вам трагические известия, пока не проболтался кто-нибудь из сплетников-рабов.
- Принцы умерли? Мариан кивнула:
- И Зулейка-кадина тоже. Моя хозяйка обеспокоилась тем, что из Мраморного двора вот уже больше суток не поступало никаких известей. Она зашла туда и обнаружила три тела.
Прижавшись друг к другу, Сарина и Фирузи заплакали.
Мариан тихо вышла из комнаты.
Отправившись на кухню кадии, англичанка сказала, что ее госпожа Сайра приказала подать сегодня к ужину принцу Кариму клубничный шербет. Повар, до которого уже дошли слухи о трагических событиях, происшедших во дворце, подивился стойкости духа бас-кадины, которая даже в таких обстоятельствах не забыла про своего младшего сына.
К вечеру Сайра немного оправилась от потрясения и пришла в себя. Она пригласила к себе на ужин Сарину, Фирузи и детей. Ели все молча, с хмурыми лицами. Даже самые маленькие понимали, что лишились сегодня двух старших братьев и тети Зулейки.
Бас-кадина сказала, что забирает к себе на воспитание дочь Зулейки Махпикир. Устроившаяся у Сайры на коленях девочка молчала, зная, что ее мама умерла, и понимая, что это такое. Почувствовав тепло ее маленького тела у своей груди. Сайра решила, что Господь одобрил ее план в отношении Карима и даже позаботился о том, чтобы заменить сына другим ребенком.
В самом конце ужина дети немного оживились, потому что им принесли сладкий шербет и миндальные пирожные. Сайра не смела поднять глаз на Карима, зная, что Мариан уже успела подсыпать в его бокал зелье, переданное Эстер Кира.
Той ночью бас-кадине не спалось - она беспокоилась за сына. Едва за окнами рассвело и раздался призывный крик муэдзина, она наскоро совершила утренний намаз и поспешила в комнату Карима.
Ребенок был весь в испарине, и простыни на его постели сбились. Няня безмятежно спала на полу рядом. Разгневанная Сайра пнула ее ногой:
- Вставай, презренная! Ты проспала утреннюю молитву и болезнь моего сына!
Девушка вскочила с пола:
- Госпожа, я всю ночь просидела, не сомкнув глаз, и только под утро задремала...
- Ты лжешь! Посмотри на принца! Он весь обливается потом! По-твоему, это произошло после рассвета?! Ты проспала всю ночь. дочь шакала!
Перепуганная насмерть няня взглянула на Карима, и ее тут же охватила сильная дрожь.
- Чума... - всхлипывая, пролепетала она. - Принц болен чумой!
- Не распускай сопли! Быстро лекаря сюда!
Девушка убежала, а через несколько минут уже вернулась с Аладдином Сердетом. Лекарь произвел краткий осмотр стонущего ребенка, который в беспамятстве метался по постели, - Резко учащенный пульс, высокая температура, язык вспух, горло заложено, - проговорил он. - Это чума. У молодого принца налицо все симптомы болезни. Его необходимо срочно изолировать, пока он не заразил весь дворец. Я пришлю сиделку.
- Нет, - сказала Сайра. - Я сама буду за ним ухаживать.
- Госпожа, в таком случае я не поручусь за твое здоровье. Султан не помилует меня, если узнает, что я позволил тебе разделить участь Зулейки-кадины.
- Ничего со мной не случится, Аладдин Сердет. Я уже болела чумой в детстве, - без тени колебания солгала Сайра. - И потом, я буду не одна. Возьму с собой личных рабынь Мариан и Рут.
- Что ж, не могу запретить матери ухаживать за собственным больным сыном. Я сейчас пойду на кухню и скажу поварам, какую диету следует соблюдать маленькому Кариму. Ты должна заставить его есть, моя госпожа. Если вскочит чумной нарыв, подожди несколько часов. Он должен будет прорваться сам. Если этого не произойдет, вскрой его сама. Возможно, это его спасет. - Лекарь передал ей небольшой и острый инструмент. - Если нарыва не будет.., на все воля Аллаха. Значит, ребенок умрет.
Продезинфицированный Мраморный двор был готов принять нового пациента. Сайра, Мариан и Рут с принцем Каримом на носилках переступили порог. У ворот Сайра задержалась, чтобы поговорить с трусливым евнухом. Она извинилась за то, что вчера накричала на него, похвалила за усердие и одарила небольшим кошельком с деньгами. Глаза ее наполнились слезами, когда она сказала, что никак не думала увидеть Мраморный двор так скоро и особенно при таких обстоятельствах. Евнух скорчил сочувствующую физиономию и поклялся охранять свою госпожу, не щадя живота.
- Никого не допускай сюда, - распорядилась Сайра. - Когда принесут пищу, дерни за шнур звонка и подсунь ее в щель под воротами.
Ободряюще похлопав евнуха по плечу, Сайра мягко улыбнулась ему и скрылась за воротами.
Они остались одни. Спустя несколько часов Карима перестало лихорадить, он пришел в сознание и, похоже, прекрасно себя чувствовал.
- Где мы, мама? - первым делом спросил мальчик.
- В Мраморном дворе, сын.
- Здесь умерли Хасан и Нуреддин?
- Да.
- Но что мы здесь делаем?
- Все считают, что у тебя чума.
- Это правда?
- Нет.
- Тогда пойдем отсюда!
- Карим, послушай меня очень внимательно... Скажи, ты знаешь, кто будет султаном после твоего отца?
- Брат Сулейман.
- Верно. А ты знаешь, что будет с тобой, когда Сулейман станет султаном? Карим отрицательно качнул головой. - Он убьет тебя.
На лице мальчика отразился испуг.
- Но почему, мама? Я люблю брата, и он любит меня. Он сам так говорил!
- Да, милый, он любит тебя, но закон потребует, чтобы он истребил всех своих соперников, которые могли бы оспорить его наследство. Если он тебя не убьет, найдутся злые люди, которые используют тебя в качестве оружия против него. Сулейман вынужден будет подчиниться закону, иначе из него не получится сильного султана. Ты хочешь, чтобы Сулейман стал сильным султаном? Ребенок энергично закивал головой:
- Я убегу из дворца, мама, и тогда Сулейман станет сильным султаном!
- Тебе никто не позволит этого сделать. Карим. Поэтому-то мы и разыграли этот спектакль с твоей болезнью. Скоро мы объявим, что ты умер... - На лице ребенка вновь отразился испуг, но мать быстро добавила:
- Но это так, для вида. После этого тебя тайно вывезут из Турции, и ты отправишься на мою родину, где будешь воспитываться как обычный мальчик. Ты будешь ходить в очень хорошую школу вместе с другими детьми. Ты ведь часто говорил мне, что хочешь повидать Шотландию.
- О да, мама!
- От тебя потребуется большое мужество, Карим. Тебе нельзя будет раскрывать своего истинного "я". В Шотландии тоже могут найтись злые люди, которые, узнав о том, кто ты на самом деле, захотят сделать тебя игрушкой в своих руках и навредить твоему отцу и Сулейману. Ты меня понимаешь?
- Да, мама. Но если я уже не принц Карим, кто же тогда? Сайра улыбнулась и подумала про себя: "Благодарю тебя, Господи, за то, что ты наделил его светлым разумом!"
- Отныне ты будешь Чарльзом Адамом Лесли, сын. Чарльз - твое новое имя. Адам - в честь твоего дяди и моего брата, а Лесли - фамилия нашей шотландской семьи.
- А можно мне быть христианином?
- Ты хочешь?
- О да! Мариан и Рут много рассказывали мне про Христа и Деву Марию. Мне всегда казалось, что ты очень похожа на нее. Такая же добрая и мягкая.
- Возможно, сын, - ответила Сайра и метнула гневный взгляд в сторону Мариан. - Тебя могли казнить за проповедование христианской веры а, султанском гареме!
- Вздор! - беззаботно отмахнулась англичанка. - Султан Селим всегда с одобрением относился к тому, что его сыновья изучают различные религиозные учения. Я, между прочим, рассказывала принцу Кариму не только о Христе, но и об иудеях.
- По крайней мере он не проявляет желания становиться иудеем, - сухо отозвалась Сайра.
Карим нетерпеливо заерзал на месте:
- А что я буду говорить о себе, если мне нельзя рассказывать правду?
- Будешь говорить, что жил в далекой восточной стране и по дороге в Константинополь упал с лошади, сильно ушибся и все забыл. Кроме того, что тебя зовут Чарльз Адам Лесли. Всякий раз, когда тебя будут спрашивать, рассказывай только это и никогда не меняй своих слов. Ты меня понял?
- Да, мама. А как я попаду в Шотландию?
- Брат Эстер Иосиф бен Кира через несколько дней отплывает в Эдинбург и возьмет тебя с собой. Он будет говорить всем, что тебя привезли к нему домой в Константинополе с наказом переправить в Шотландию. Я открыла для тебя личный банковский счет в эдинбургском доме Киры, чтобы покрывать твои расходы. Ты никогда не будешь испытывать нужды в деньгах.
- Мы когда-нибудь увидимся с тобой?
- Не знаю. Карим. Я понимаю, что прошу от тебя очень многого. Ты еще ребенок. Но не простой мальчик, учти. Ты умен не по годам. И хотя ты будешь молчать об атом с той самой минуты, как покинешь сераль, всегда помни, что ты принц из династии Османов и твоим дедом был Мухаммед Завоеватель, а твой отец Селим Справедливый.
- Я не забуду об этом, мама. - Он порывисто обнял ее. - Если ребята в школе будут хвастаться своими захудалыми семьями, я и тогда буду молчать.
- Умница, - похвалила мать. - Ничего не бойся, сын. Ты не будешь там один. Возьми этот перстень. Мой брат Адам подарил его мне на день рождения, когда мне исполнилось тринадцать лет. Видишь надпись на внутреннем ободке? Ты говоришь на моем родном языке. Прочитай вслух. Карим.
Мальчик взял перстень и прочитал:
- "Дорогой сестренке Джанет от Адама".
- Всегда носи этот перстень при себе. Никогда не расставайся с ним. Ты покажешь его настоятелю гленкиркского аббатства, хотя, думаю, достаточно будет бросить на тебя один взгляд, чтобы понять, что ты Лесли. А когда настоятель сочтет нужным, он сведет тебя с твоим дядей Адамом и дедом, если он жив...
Карим был сильно взволнован предстоящим опасным приключением. Задумавшись на минуту, он вдруг объявил:
- Мне нужно изменить внешность, чтобы меня не узнали в городе!
- Верно, - рассмеялась Сайра, потрепав его по голове. - Шевелюру твою мы сделаем черной как смоль, а кожу выкрасим в шоколадный цвет.
- И я стану похожим на мавра?
- Надеюсь, что нет, хотя не исключено. Когда ты прибудешь в Шотландию, Иосиф проследит за тем, чтобы тебя хорошенько отмыли. А теперь отвечай... Сайра перешла на английский, - как тебя зовут, мальчик?
- Чарльз Лесли, - ответил Карим тоже по-английски.
- Откуда ты взялся?
- Из далекой восточной страны.
- Как она называется?
- Я не знаю.
- Ты не знаешь? Какой дурачок! Даже не знает, как называется страна, из которой он приехал.
- Я не дурачок, просто по дороге в Константинополь я упал с лошади, и у меня отшибло память. Я только знаю, как меня зовут и что моя страна на Востоке.
- Умница, сын! Никогда, ни при каких обстоятельствах не изменяй этой легенды. Если твой отец и брат узнают, что я сделала, меня казнят страшной казнью. Моя жизнь в твоих руках, Карим, равно как и жизнь других людей, согласившихся помочь мне. Я понимаю, конечно, что взваливаю на твои детские плечи слишком серьезную ношу, но ты должен пронести ее достойно, ибо ты потомок рода Османа и рода Лесли. А в этих семьях никогда не было малодушных. Мальчик преданно взглянул в глаза матери:
- Я никогда не подведу тебя, мама! Никогда! Она порывисто обхватила его и крепко прижала к своей груди. Сердце ее было разбито. На какую-то минуту ее охватила паника.
"Мой самый младший, любимый сын... Я не могу отпустить его от себя! Не могу! Он еще так мал! Что станет с ним без меня? Должен же быть какой-то другой способ..."
Но тут она натолкнулась на суровый взгляд Мариан, которая неподвижно смотрела на свою хозяйку, зло поджав губы. Сайра закрыла глаза и на мгновение представила себе страшную сцену. Немые палачи, их голые намасленные торсы зловеще поблескивают в ночи при свете факелов... Натянутые удавки в их руках...
Содрогнувшись, она отпустила Карима и, заглянув ему в глаза, проговорила:
- Ты не должен выходить из этой комнаты, милый, чтобы тебя никто не увидел. Нельзя даже к окнам приближаться. Рут принесла некоторые из твоих игрушек и поиграет вместе с тобой.
Прошел день, и прошла ночь. Ближе к вечеру на вторые сутки Сайра приблизилась к воротам Мраморного двора и приказала немедленно вызвать к себе Эстер Киру с ее целебными травами.
- Она спокойно может зайти сюда. Говорят, что евреи не болеют чумой. О Аллах, сделай так, чтобы ее травы помогли!
- Как самочувствие юного принца, госпожа? - спросил евнух из-за ворот.
- Увы, мой добрый друг... - печально ответила Сайра.
Вечером в воротах Мраморного двора показалась Эстер Кира с длинной плетеной корзиной за плечами. Она сказала, что по дворцу уже распространился слух о том, что принц Карим умирает.
- Я так и знала, что этот трусливый пес евнух не смолчит, - усмехнулась Сайра.
Наступила ночь, и на темное небо выкатилась луна. В это время в Мраморном дворе тщательно гримировали малолетнего принца. Под конец его переодели в довольно простые, но дорогие одежды, и он встал перед матерью, чтобы та смогла внимательно его осмотреть.
- Господи, сам на себя не похож... - произнесла она. Остальные согласились с ней. Вдруг Карим бросился Сайре в объятия и, всхлипывая, проговорил;
- Я никогда тебя не забуду...
Сайра стиснула зубы, чтобы не разрыдаться.
- Не плачь, Карим, - строго проговорила она, - у тебя потечет краска на лице. - И уже мягче прибавила:
- Я сделаю так, что ты не сможешь меня забыть.
С этими словами она достала из кармана медальон со своим портретом па тонкой золотой цепочке, раскрыла крышку и показала сыну.
- Фирузи нарисовала несколько лет назад, - сказала она. Вторая кадина делала портрет в строгом секрете, ибо законы ислама запрещали изображать человека. - Теперь ты никогда не забудешь, как я выгляжу, милый.
Она обернулась на Мариан и увидела, что та хмурится.
- За пределами этих стен мое лицо никому не известно, зато по этому медальону меня узнают отец и брат. - Она надела медальон мальчику на шею. Теперь он твой, сын. Когда тебе будет одиноко или когда тебя посетит соблазн раскрыть людям правду о себе, посмотри на него и вспомни о том, что моя жизнь в твоих руках.
Она нежно поцеловала его в последний раз и помогла забраться в корзину Эстер Киры.
- Запомни, Чарльз Лесли, девиз нашего шотландского рода "Не отступать и не сдаваться!". Следуй ему.
Сверху мальчика присыпали пучками целебных трав и закрыли крышку. Сайра проводила Эстер до ворот.
- Да ниспошлет Аллах на тебя свое благословение, Эстер Кира, за то, что ты для меня сделала, - громко проговорила бас-кадина.
- Как печально, что травы мои не помогли, госпожа. Ах, если бы вы позвали меня раньше!
- По крайней мере они уменьшили его страдания, и он попал в рай во сне, ответила Сайра скорбным голосом.
Выйдя за ворота и взглянув на подслушивающего евнуха, Эстер Кира печально качнула головой. Толстяк был настолько захвачен перспективой раззвонить по всему дворцу трагическую новость, что даже не заметил стоявшую в тени бас-кадину, по красивому лицу которой катились слезы.
Глава 34
Гарем надел траур по трем принцам и Зулейке-кадине. Селим спешно вернулся из Анатолии, дабы утешить своих жен и в домашней обстановке предаться скорби. Он остался в столице на всю осень.
Почти все это время Сайра прожила в слезах. Обитатели сераля связывали ее состояние с переживаниями по поводу обрушившихся на султанскую семью смертей. На самом деле Сайра долго не могла дождаться никаких известий о Кариме и боялась за него.
Наконец в одно солнечное утро в конце осени долгожданная весточка пришла. Сайра в компании Мариан, Рут и Эстер Киры ушла на озеро. Солнце серебрило темную рябь воды, дул резкий, пронизывающий ветер. Женщины кутались в шерстяные халаты.
- Я получила от Иосифа письмо, - начала свой рассказ еврейка, - но не осмелилась пронести его во дворец. Я выучила его наизусть и сожгла.
- Говори! - взмолилась Сайра.
- Плавание Прошло спокойно и без приключений. Правда, поначалу капитан судна отказывался взять с собой лишнего пассажира, но Иосиф сказал, что Чарльз может спать на соломенном тюфяке в его каюте и что он взял на него запас пищи. Услышав об этом и взвесив на руке тяжеленький кошелек, капитан уступил.
В первую ночь Иосиф пытался уложить Чарльза на свою койку, но мальчик отказался, заявив: "Отныне я уже не принц, господин бен Кира". И никакие уговоры на него не действовали. В начале сентября они бросили якорь в Лидсе, и Иосиф с Чарльзом сразу же отправились в Эдинбург. Через два дня Иосиф получил лошадей, и они поскакали в Гленкирк, где Чарльза довольно быстро удалось устроить в школу при аббатстве.
Потом брат виделся там с ним и пишет, что мальчик здоров и бодр духом. Чарльз познакомился со своим дедом, дядей Адамом и двумя двоюродными братьями, один из которых на восемь лет его старше, а другой - на три года. Ближайшее Рождество Чарльз проведет в замке вместе со своей семьей. Мариан воскликнула.
- Ну? Это ли не хорошие новости?
- Господи! Я боялась и думать, что все сложится так хорошо! О, как мне отблагодарить тебя, Эстер?
Эстер улыбнулась и похлопала Сайру по руке:
- Вы лучшая моя подруга, госпожа. Все эти годы вы были неизменно щедры к нам. Другой награды мне не нужно. А теперь, мне кажется, будет лучше, если мы оставим вас, чтобы вы могли спокойно осмыслить происшедшее. Может быть, Мариан и Рут проводят меня?
Сайра рассеянно кивнула, ибо мыслями была уже далеко, представляя все перипетии плавания Карима до Шотландии и его жизнь там.
К счастью, все случилось почти так, как воображала себе султанская бас-кадина.
***
Иосифа бен Киру и Карима пригласили к настоятелю аббатства отцу Джеймсу Дундасу, который оказался высоким, сурового вида стариком. Иосиф представился ему и рассказал тщательно вызубренную легенду.
- Отец мой, я Иосиф бен Кира из Константинополя. Перед самым моим отъездом из дома негр-раб привел ко мне этого мальчика. Он передал мне письмо, золото и исчез в ночи. В письме просили перевезти ребенка на родину его матери и поместить в школу при гленкиркском аббатстве, дабы он получил надлежащее образование и христианское воспитание. При мальчике есть перстень и медальон, которые, надеюсь, помогут вам опознать его. Больше мне ничего не известно.
- Подойди ко мне, юноша, чтобы я мог как следует рассмотреть тебя, проговорил старый аббат. - Я не молод, и зрение у меня уже не то.
Карим подошел к нему ближе. Лицо настоятеля побледнело.
- Как тебя зовут?
- Чарльз Лесли, сэр.
- Дай мне скорее письмо, сын мой. Карим вытащил письмо из камзола и вручил его старику. Тот раскрыл его дрожащими руками и стал читать.
- А теперь, дитя, покажи мне медальон.
Карим достал из-под рубашки медальон, открыл крышку и дал аббату взглянуть на лицо своей матери. Лицо Джеймса Дупдаса расплылось в улыбке.
- Она стала красивой женщиной. Еще когда ей было столько лет, сколько тебе сейчас, юноша, я уже знал, что она будет настоящей красавицей. А теперь перстень. - Он взял его, прочитал надпись и вернул Кариму. - Все ясно, сын мой. Добро пожаловать па родину твоей матери. Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы ты здесь был счастлив.
Дернув за шнур звонка, он сказал явившемуся монаху:
- Перед тобой Чарльз Лесли, брат Фрэнсис. Наш новый воспитанник является двоюродным братом Дональду и Иану Лесли. Посели его к ним в комнату. Проследи, чтобы он устроился как следует. А затем пошли гонца в замок Гленкирк. Я должен как можно скорее увидеться со старым графом!
Иосиф бен Кира поднялся:
- Если я больше не нужен вам, господин, позвольте откланяться Я без промедления отправлюсь обратно в Эдинбург. Если что, меня всегда можно найти в доме Киры, что на Голдсмит-лейн.
- Благодарю вас, господин бен Кира. Вы совершили доброе дело. Я расскажу об этом графу.
Иосиф низко поклонился, тая улыбку, потрепал Карима по голове и удалился.
Бас-кадина, сидевшая в личном саду у озера, наконец поднялась с мраморной скамейки. "Теперь Карим спокойно вырастет и возмужает, а я должна снова сосредоточиться на милом Селиме".
Хворь султана в последнее время обострилась и вызвала страшный и обидный побочный эффект - частичную импотенцию. Теперь Селим находился в идиотском положении, ибо не знал, в какой момент его символ мужской гордости в очередной раз откажется ему повиноваться. Одна за другой разделить ложе со своим повелителем приглашалось множество девственниц. Большинство из них возвращалось из султанских покоев в слезах и с позором, ибо Селим не мог признаться в своей несостоятельности и выгонял их.
Несмотря на это, он продолжал обращаться с тремя своими кадинами уважительно и с любовью. Одно его заботило. У Селима с некоторых пор остался только один живой сын, и ему очень хотелось иметь хотя бы еще одного. Однако кадины, как никогда, сплотились, решив до конца блюсти интересы Сулеймана. Каждая из девушек, отправлявшихся на ночь к султану, неизменно должна была выпить пиалу вишневого шербета с подмешанным противозачаточным зельем. И хотя, учитывая нынешнее состояние Селима, это фактически была уже излишняя мера предосторожности, кадины не хотели рисковать.
В середине зимы Селим стал вновь собираться в Анатолию, ибо вторжение на Родос было намечено весной. Перед отъездом он, по обычаю, должен был провести по одной ночи с каждой из своих кадин.
Сайра договорилась с подругами о том, что пойдет последней, и потому имела возможность услышать их рассказы о том, как они провели время с султаном. Рассказы не на шутку обеспокоили ее. В последнее время Селим окончательно утратил мужскую силу и сильно переживал это.
Первой на ночь к нему пошла Сарина. У Селима с ней ничего не вышло, и он, разозлившись, обозвал свою кадину старухой и демонстративно громко потребовал привести к нему юную девственницу. Сарина, глубоко любившая Селима, сумела не утратить чувства собственного достоинства и гордости и, покинув свои собственные покои и укрывшись в саду, дала волю горьким слезам.
С Фирузи Селим обошелся подобным же образом. Султан, как и в прошлый раз, оказался несостоятельным в постели и, выйдя из себя, ударил свою вторую кадину. Причем потрясены этим были оба в равной степени. До сих пор Селим ни разу не поднимал руку ни на одну из своих жен. Гнетущая пауза прервалась Селим поднялся и молча покинул ее покои.
На следующее утро Селим на людях был исключительно сердечен с Сариной и Фирузи, а к вечеру рабы демонстративно, на глазах всего дворца, понесли в покои кадин богатые дары. Султан был неглуп и понимал, что не может отправиться на военную кампанию, не уладив дела дома. Он не хотел, чтобы статус его жен кем-либо подвергался сомнению.
Оставалась только Сайра. Последний день она провела в суматошных приготовлениях. Рабы буквально вылизали ее покои: в них царила безупречная чистота, золото, серебро и медь блестели, мраморный пол сверкал и искрился. Об угощении Сайра распорядилась лично, заказав маленькие горячие пирожки с бараниной, медовые лепешки с хрустящей корочкой, абрикосовый шербет и сладкий ароматный кофе - все самое любимое Селимом.
Поговорив с воспитательницами из разных ода, Сайра отобрала четырех самых красивых и искусных в музицировании девушек, дабы те усладили вечером слух султана дивными мелодиями.
Настало время позаботиться о своей собственной внешности. Сайра отправилась в бани, где ее вымыли, сделали массаж, надушили. Потом она часок вздремнула, чтобы к приходу Селима быть бодрой и свежей. Наконец рабы облачили ее в переливчато-синее платье, и она села ждать своего повелителя.
Вечер начался очень неплохо. Девушки из гарема сумели понравиться Селиму. Угощение тоже пришлось ему по вкусу. Наконец рабов отпустили, лампы притушили, и султан с бас-кадиной легли. Селим сделал попытку исполнить свой супружеский долг, но у него ничего не вышло, и он сурово сдвинул брови.
Сайра, готовая к подобному повороту событий, с рыданиями бросилась ему в объятия:
- Увы мне, увы! Вот я и дожила до этого злосчастного дня, когда оказалась неспособной усладить своего господина! Лучше бы Аллах поразил меня молнией раньше, не допустив этого позора! Прости меня, мой господин! Прости, милый Селим! Прости ради тех пятерых детей, что я подарила тебе!
Селим видел, что она лукавит. Ее краса не померкла к сорока годам, а тело способно было возбудить кого угодно. Но он понял, что своим представлением она хочет уберечь его мужское самолюбие, и гнев исчез.
- Прощаю тебя, искусная лгунья, - буркнул он. Сайра тут же подняла на него свои ясные зеленые глаза, в которых не было ни слезинки.
- Хоть бы раз всплакнула, презренная! Сайра задорно улыбнулась:
- Нет, милый, с моей стороны это было бы слишком лицемерно. - Она почувствовала, что буря миновала, и продолжила:
- Можно мне мысленно оглянуться на те двадцать семь лет, что мы прожили вместе, мой повелитель? - Султан согласно кивнул. - Ты ослабел из-за своей хвори, а не по возрасту. Когда поправишься, сила вновь вернется к тебе. Как можно, чтобы мы сейчас в чем-то обвиняли друг друга, если оба помним бесчисленное множество страстных ночей, что провели вместе! Итогом нашей любви стали пятеро детей. Мы с тобой уже не молоды и не девственны, что ж... И хоть я с нетерпением жду, когда сила вернется к тебе, почему мы сейчас не можем просто насладиться счастьем близости друг к другу?
В ответ Селим крепко прижал ее к себе:
- Теперь я точно знаю, почему тогда выбрал тебя в любимые жены. Ты всегда умела поднять мне настроение и вместе с тем честно сказать всю правду. Да будет славен Аллах! Он счел меня достойным такого сокровища, как ты, любимая Сайра.
Приподнявшись, он нежно поцеловал ее в губы и вновь обнял. Какое-то время они еще тихо переговаривались, а потом Селим мирно заснул у нее на груди.
Лежа в темноте. Сайра долго прислушивалась к его ровному дыханию и, окончательно убедившись в том, что он заснул, наконец дала волю слезам, которые неслышно заструились у нее по щекам. Она плакала не от жалости к нему или к себе, а от интуитивного осознания, что это их последняя ночь вместе. Завтра он уедет воевать на Родос и, она чувствовала, уже не вернется. Кельтские корни давали себя знать.
Как быстро утекли счастливые годы! Кажется, только вчера она впервые пришла к нему в покои, робкая красавица. Она на всю жизнь запомнила, каким он тогда предстал перед ней. Улыбка, обнажившая два ряда ровных белых зубов, бронзовая от загара кожа. Сайра отчетливо помнила те ощущения, которые испытала, впервые познав радость любви. Она помнила, какое облегчение и счастье было в его взгляде, когда она произвела на свет Сулеймана. И когда рожала всех остальных. Помнила ярость, которая обуяла его, когда он узнал о коварстве брата и его матери. И все это время в глазах Селима светилась глубокая вера в то, что именно на него Аллах возложил миссию возвышения Турции к поистине великим высотам могущества.
Из всех обитателей сераля Сайра яснее других видела огромные перемены, произошедшие с ним. Он никогда не был грузным, но в последнее время она заметила, что его ноги и лицо становятся как будто тоньше, а прежде плоский живот, напротив, надувается. Он стал плохо спать, и это плюс еще страшные непрекращающиеся боли превратили его со временем в жестокого деспота. С некоторых пор он абсолютно не терпел, чтобы с ним спорили или хоть в чем-нибудь прекословили.
Узнав о смерти Зулейки и трех молодых принцев, он приказал снести с лица земли Мраморный двор. А когда до него дошли слухи, что персиянка Шаннез открыто злорадствовала по поводу гибели гордой китаянки, он обрушил на нее свою страшную месть. Женщину прилюдно выпороли, а открытые кровоточащие раны присыпали солью. Затем Селим сам привязал ее за руки и за ноги к четырем скакунам, и те разорвали несчастную на части. Страдания ее были поистине нечеловеческими.
Приговоры, прежде всегда выносившиеся справедливо, стали ужесточаться. Малейшее нарушение правил среди дворцовых рабов мгновенно каралось со звериной жестокостью. Сайра глубоко переживала все, что видела, и страдала от того, что знала: сам Селим чувствует, что от него теперь исходит зло.
В окна комнаты заглянул серый рассвет. Султан все еще спал, и Сайра не беспокоила его. Она надеялась, что он проснется посвежевшим и день пройдет хорошо для него. Когда к постели пробралась одна из рабынь, чтобы разбудить их, Сайра тихо подала ей знак удалиться.
- Мой господин. - Она легонько тронула Селима за плечо. - Пора вставать, милый.
Он открыл глаза, улыбнулся и мгновенно стряхнул с себя остатки сна. Поднявшись с постели, Селим сказал:
- Приходи ко мне на молитву. Там мы с тобой спокойно попрощаемся без свидетелей.
Когда они встретились во время утреннего намаза, Селим выглядел почти прежним. Сон заметно взбодрил его, он принял ванну, побрился и был полностью готов отбыть в Анатолию. С минуту примерно они молча смотрели друг на друга, затем крепко поцеловались.
"Он все знает и чувствует, - мелькнула в голове Сайры дикая мысль. - Он понимает, это наша последняя встреча и мы больше никогда не увидимся".
Она молчала в нерешительности, пытаясь найти нужные слова для прощания, но он опередил ее:
- Помоги Сулейману, как только ты можешь ему помочь, любовь моя.
Повернувшись, он покинул ее.
Сайра бросилась на тайный балкон, откуда открывался вид на главные дворцовые ворота. Фирузи и Сарина уже были там, но и Сайра поспела вовремя. Выехав за ворота, султан оглянулся и приветственно помахал рукой. Сайра знала, что этот жест предназначался всем троим, а взгляд - только ей.
***
Прошло несколько недель, и на берегах Босфора уже появились первые признаки наступающей весны. В один из дней от Пири-паши, который отправился в поход вместе со своим повелителем, во дворец примчался нарочный, передавший кадинам султана, что Селим тяжко болен и что лекари не верят в его выздоровление. Нарочный передал также, что об этом никто еще не знает и что султан запретил Сайре выезжать из дворца. Она должна оставаться в Константинополе, дабы не возбуждать ничьих подозрений и, главное, подготовить дворец и город к приезду их старшего сына.
Сердце Сайры разрывалось на части. Повинуясь первому импульсу, она стала собираться к Селиму. Какое ей может быть дело до дворца и всего остального, если умирает ее любимый муж? Если ее накажут потом, плевать! Без Селима она не мыслила самое себя...
Но в итоге здравый смысл одержал верх. Она поняла, что ничем уже не поможет Селиму и не удержит Азереля, Черного ангела смерти, от того, чтобы тот забрал с собой свою новую жертву. Теперь надо было думать о Сулеймане, о сыне, которого она родила для того, чтобы он пошел в жизни по стопам отца. Если в городе узнают о том, что бас-кадина тайно выехала из дворца на юг, все откроется, и тогда на империю могут обрушиться страшные беды. А вступление Сулеймана на отцовский трон должно пройти быстро, гладко и без лишнего шума. И только ей удастся удержать столицу - сердце империи - от возможного бунта. Сын обязан стать султаном, а она, в свою очередь, обязана положить на достижение этой цели все силы.
Прошло еще несколько недель. Как-то Сайра, Сарина и Фирузи сидели за вышивкой, как вдруг бас-кадине почудилось, что в комнате стало вдруг очень холодно. В следующее мгновение она неожиданно для себя заплакала и поняла, что не может остановить беззвучные слезы, быстро катившиеся по щекам. Украдкой взглянув на своих подруг, она заметила, что и те молча рыдают.
Не нужно было никаких слов, все и без них стало ясно. Султанские кадины вдруг осознали, что в эту самую минуту далеко-далеко от них скончался их повелитель Селим.
Часть IV
ХАФИЗЕ
1520 - 1533
Глава 35
Султан умер, и вся Западная Европа, получив передышку и вздохнув с облегчением, стала ждать восшествия на трон империи нового правителя. Каким-то он будет?
Благодаря хитрости Пири-паши процесс передачи власти от умершего султана к его старшему сыну прошел гладко и тихо. Великому визирю Селима удавалось хранить в тайне смерть своего господина от его солдат - а следовательно, и от всей империи - в течение почти шести суток. За это время поставленный обо всем в известность Сулейман спешно примчался из Магнезии в Константинополь и надел меч легендарного Аюба.
В течение трех недель Сайра почти не поднималась с постели и не выходила из своих покоев. Мариан и Рут были в отчаянии. Им с большим трудом удавалось уговаривать ее даже есть. Трижды в день перед Сайрой ставился поднос с питательным бульоном и свежим белым хлебом, но она ела лишь один раз. Не зная, как быть, вконец расстроенная Мариан появилась перед ага Кизляром:
- Ты должен помочь нам, господин Анбер. Три недели хозяйка не снимает черного траура и лежит без движения. Никакими силами поднять ее с постели невозможно.
- Хорошо, я пойду и поговорю с ней, - ответил ага. - Мне кажется, я подберу к ней ключик.
Войдя в спальню к Сайре, ага сел в изголовье ее постели и проговорил:
- Как жаль видеть тебя в таком состоянии, моя госпожа. Особенно сейчас, когда все мы нуждаемся в твоей мудрости.
Никакого ответа.
- Я должен знать, когда ты сможешь освободить эти покои. Госпожа Гюльбейяр требует их для себя, так как к ней ныне перешел титул любимой жены султана.
Легкий проблеск интереса.
Заметив это, ага продолжал тем же голосом:
- Как жаль, что твой сын до сих пор не нашел времени, чтобы объявить тебя валидэ. По праву должность принадлежит тебе, но, поскольку официального вступления в нее не было, власть в гареме перешла в руки Гюльбейяр.
- Что ты хочешь сказать? Гюльбейяр заправляет делами в гареме?
- Тебе известны наши традиции, моя госпожа Сайра. Она любимая жена нового султана, а ты всего лишь бас-кадина прежнего. Сайра села на постели.
- Оставь меня. Я хочу одеться и увидеться с сыном, который, похоже, забыл, кто его произвел на свет.
- Как тебе будет угодно, госпожа, - тая улыбку, ответил ага. Выйдя в гостиную, он велел Мариан:
- Иди к своей госпоже. Она хочет одеться и встретиться с сыном. Предвижу, что молодой султан сейчас потерпит свое первое поражение. Дай Бог, чтобы оно было последним.
Сайра одевалась медленно и тщательно. Отныне платья с разрезами на юбке для нее заказаны. Теперь она должна всюду появляться в длинном, до пят одеянии валидэ. Оно заранее было приготовлено для нее, пока она лежала в трауре и скорби. Одеяние было из черной парчи, расшитой золотой нитью и усыпанной жемчугом. Красивые волосы Сайры были заплетены в косы и собраны короной на голове. Прическу закрепили жемчужными заколками. Голову закрывала прозрачная черная вуаль из шелка, отделанная кружевом.
Сайра подвела глаза сурьмой, присыпала лицо пудрой, дабы подчеркнуть его бледность, и, наконец, подкрасила губы. "Годы не изменили меня", - подумала она, смотрясь в зеркало и пытаясь отыскать признаки внешнего старения. Их не было. Молодость ее осталась далеко позади, но ее все еще можно было принять за двадцатипятилетнюю женщину. Осознание этого придавало Сайре уверенности в своих силах и льстило ее самолюбию.
Она точно знала, где следует искать Сулеймана, поэтому сразу же отправилась в покои Гюльбейяр. Смерив девушку хмурым взглядом, она проговорила:
- Оставь нас. Я хочу поговорить с сыном наедине. Гюльбейяр с минуту колебалась, не зная, как быть. Но все же решив, что не стоит нападать на мать султана в его присутствии, упорхнула из комнаты.
Сайра обернулась к Сулейману.
- Три недели я пребывала в скорби, и за все это время ты ни разу не был у меня, - холодно проговорила она.
- Но у меня столько дел, мама. Времени не нашел.
- Зато ты нашел время для Гюльбейяр!
- Гюльбейяр - моя жена. Она нуждается в моей поддержке, ибо побаивается пока своего нового статуса при дворе.
- Я твоя мать! Без меня тебя не было бы на свете! Без меня, кстати, у тебя не было бы и Гюльбейяр. Не забывай об этом, сын, когда станешь султаном. Теперь, почему ты до сих пор не объявил меня валидэ? В гареме ныне всем заправляет двадцатидвухлетняя девчонка, которая приказала выгнать меня из моих покоев и хочет удалить в Шатер стареющих женщин, а сама все еще одевается как ребенок и носит в волосах какие-то побрякушки! Что это такое?!
Сулейман смутился:
- Прости, мама. Разумеется, о том, чтобы Гюльбейяр переселилась в Садовый двор, не может быть и речи. Это дом моей матери и теток, и вы будете жить там так долго, как того захотите. Я поговорю со своей кадиной.
Сайра несколько смягчилась и изменила тактику:
- Ты с ней полегче, сын. Гюльбейяр молода и все эти годы была предоставлена самой себе. У нее не было воспитательницы из числа умудренных жизнью женщин. Она избалована и не имела возможности повзрослеть в компании тех, кто старше и опытнее. Тем более что у тебя нет ни одной женщины в гареме, кроме нее. Она подарила тебе пока единственного сына. Ничего удивительного в том, что девушка так высоко задрала свой носик.
- Ты права, мама. И потом, мы все это время жили вдали от столицы и двора, что тоже не пошло ей на пользу.
- У твоего отца было четыре кадины, и все мы воспитывались госпожой Рефет. У Гюльбейяр никого нет. Ты должен объявить меня валидэ. Только после этого я получу право стать ее воспитательницей. Согласись, сын, что я требую то, что мне положено по закону.
- Я сделаю это, мама!
- Сегодня. Еще до того, как солнце закатится над Золотым Рогом, Сулейман.
- Хорошо, до заката, мама. Ты станешь валидэ Хафизе.
- Хафизе? Но меня зовут Сайра.
- Никому за пределами дворца не известны имена кадии моего отца. Хаджи-бей назвал тебя Сайрой, что в переводе означает "пламя", ибо он видел в тебе то, что хорошему сыну нельзя увидеть в своей матери. Народ имел всего несколько случаев, чтобы лицезреть вас во время выездов за ворота дворца, и окрестил всех четырех по-своему. Тебя называют "Огненноволосая", Фирузи "Справедливой", Зулейку называли "Китаянкой", а Сарину - "Черноволосой".
Я всегда уважал тебя, мама, и считаю тебя источником своего ума. Поэтому отныне ты станешь Хафизе, то есть "мудрая". Если хочешь быть валидэ, то тебе придется согласиться на смену имени.
- Хорошо, сын. Для того чтобы сделать тебе приятное, я стану Хафизе. Остается только надеяться, что я не разочарую тех, кто воспримет мое новое имя серьезно.
Губы Сулеймана тронула мягкая улыбка, - Лично меня ты ни разу не разочаровывала, мама. Я знаю, ты также никогда не разочаровывала отца. Даже в самом конце его жизни, когда он стал уже совсем другим. А раз тебе удалось угодить двум султанам из династии Османов, сама посуди, разве ты можешь не угодить нашему народу?
- Селим был прав, когда говорил, что ты стал большим дипломатом. Если бы из тебя еще получился равноценный воин и законодатель, возможно, история и запомнила бы тебя. Ну ладно... О Аллах, как же я голодна! Последние несколько недель я почти ничего не ела. - Чмокнув сына в щеку, она напомнила ему на прощание:
- Итак, до заката.
Она ушла. Как только это произошло, в комнате вновь появилась Гюльбейяр:
- Чего она требует?
- Признания своих прав, о чем я непростительно забыл, - ответил Сулейман. - Сегодня вечером я объявлю ее султанской валидэ.
Гюльбейяр фыркнула:
- О, мой господин, какой старомодный обычай!
Сулейман внимательно взглянул на свою красивую кадину, которая стояла перед ним, обиженно поджав губки. Он не мог не заметить, как сверкнули в медового оттенка волосах Гюльбейяр побрякушки, о которых говорила ему мать. "Да, она избалована. Мать и тут права. Воистину на нее всегда можно положиться".
- Ты будешь подчиняться ей, - проговорил он, - и оказывать знаки должного уважения. Еще до захода солнца она станет "Королевой всех, кто под вуалью", и относиться к ней придется соответственно. Загляни к ней сегодня до вечера вместе с Мустафой. Поздравь с новым назначением. Может, она подскажет тебе, как лучше одеваться. Ты похожа скорее не на султанскую кадину, а на жену загородного помещика!
Гюльбейяр изумленно взглянула на него, губки ее задрожали, и она стала всхлипывать:
- Ты так жесток, несправедлив ко мне! Раньше тебе всегда нравилось, как я одеваюсь! Это твоя мать настраивает тебя против меня!
Молодой султан обнял Гюльбейяр:
- Не плачь. Ты нравишься моей матери. Между прочим, именно она дала понять, что отныне тебе следует одеваться в те одежды, которые должна носить бас-кадина султана. Она считает, что твоя природная красота достойна лучших нарядов, - вновь пустив в ход свою дипломатию, произнес Сулейман.
Гюльбейяр стала успокаиваться.
- Не смотри на меня, - прошептала она. - У меня покраснели и опухли глаза.
- У тебя очень красивые глаза, мой маленький цветочек. А теперь я должен оставить тебя. Дела.
Он поднялся, поцеловал ее и вышел из комнаты. Гюльбейяр проводила его взглядом, затем достала зеркальце и принялась внимательно изучать себя.

Гостей ожидало великолепное зрелище. Счастливая невеста была одета в зеленые шелка, а накидка ее была вся усыпана бриллиантами и жемчугом. Жених, высокий и красивый молодой человек с тонкими усиками, тоже, похоже, был счастлив и все время улыбался. Да и было от чего. Ему повезло не только в том, что он женился на любимой сестре султана. В качестве свадебного подарка Сулейман наградил его рангом третьего визиря и должностью своего наместника в Сирии. Торжества длились пять суток, а потом молодожены должны были отплыть из Константинополя к новому месту жительства под охраной кораблей Хайраддина Барбароссы.
Их корабль был специально оснащен для столь высоких пассажиров: обит золотыми и серебряными листами, палубы выкрашены в яркие цвета, на верхушках посеребренных мачт, над огромными алыми парусами, трепетали зеленые флаги. Несчастная команда ютилась в тесном кубрике, и почти все трюмное пространство отдали под свадебные подарки и домашнюю утварь, которую Михри-хан захватила с собой в новый дворец. С ней и с ее мужем плыло на корабле всего несколько личных рабов. Всю прислугу переправляли на отдельном специальном судне.
На корме помещалась роскошная каюта, подготовленная для молодоженов, отделанная превосходным кедром и позолотой. На окнах висели шелковые занавески красного цвета и цвета морской волны. На крепких серебряных цепях покачивались усыпанные драгоценными камнями лампы.
Последний свой вечер в Константинополе Михри-хан и ее муж провели в узком семейном кругу в Иени-серале. Юная принцесса светилась счастьем, но Сарине-кадине было трудно сохранять улыбку. Она была, конечно, рада за дочь, но беспокоилась, что последний ее ребенок будет жить так далеко от нее и от Константинополя.
Слуга объявил, что желтая барка готова. Родные наскоро попрощались с молодоженами, и они уплыли к ожидавшему их на рейде кораблю.
Глава 37
В Турции настал короткий период относительной стабильности, мира и покоя. Янычары, до поры до времени удовлетворенные взятием Белграда и Родоса, отдыхали. Пири-паше дали почетную отставку, и вместо него великим визирем назначили, к радости валидэ и ее дочери Нилюфер, Ибрагима-пашу. Старики недовольно ворчали по поводу этого назначения, полагая, что великий визирь не может быть так молод. Но решение было принято.
У Сулеймана наконец-то появилось свободное время, которое он мог посвятить Гюльбейяр и своему сыну. С некоторых пор Сайра подметила, что сын ходит к жене не столько ради нее самой, сколько затем, чтобы пообщаться с маленьким Мустафой. С затаенной радостью она осознала, что подошло время познакомить его с другой женщиной, имеющей по сравнению с мягкой и глуповатой Гюльбейяр целый ряд неоспоримых преимуществ. Карем все чаще под разными предлогами стала приглашаться в покои валидэ.
Однажды, проводя вечер у матери, Сулейман до слез смеялся над веселыми песенками, которые исполняла миниатюрная русская девушка. Поймав еле заметный знак от валидэ, девушка передала султану расшитый шелковый платок, дабы он мог утереть глаза. Когда же Сулейман залюбовался изящным узором на платке. Сайра вставила:
- Это Карем сама расшила. Настоящая мастерица.
- В таком случае отныне пусть только Карем вышивает для меня платки, проговорил Сулейман.
Сайра пришла в восторг. Наконец ее протеже заметили. Заказ на шитье платков не бог весть какой комплимент и привилегия, но все же знак признания. Уже через несколько недель Карем стала появляться вместе с некоторыми другими девушками в составе свиты султана, когда тот прогуливался в саду. Валидэ предупредила девушку:
- Будь неизменно скромной и веди себя тихо. Твоя красота сама скажет свое слово. Я знаю сына. Ты уже пробудила в нем интерес. Если не допустишь какого-нибудь досадного промаха, он захочет узнать тебя поближе.
А однажды вечером, когда Сулейман находился в особенно хорошем расположении духа, он пригласил Карем к себе, чтобы она вновь порадовала его своими веселыми песнями. Девушка задержалась в покоях султана почти на три часа, и те, кто был там, кроме них, готовы были поклясться, что на Сулеймана произвел впечатление отнюдь не только ее мелодичный голос. С того дня всем во дворце стало ясно, что султан неравнодушен к ней.
Карем немедленно произвели в ранг гюэдэ и отвели небольшие личные покои, состоявшие из маленькой гостиной и спальни. Вдобавок к ней приставили личную рабыню.
Сайра радовалась тому, что ее план начал претворяться в жизнь, но Мариан как-то предостерегла свою госпожу:
- Берегитесь, миледи. У этой маленькой кошечки острые и длинные коготки.
Сайра не придала значения словам своей верной служанки и принялась с нетерпением ждать, когда же султан пригласит Карем разделить с ним ложе. Она знала, что это произойдет не раньше чем через несколько недель. Султану не пристало проявлять излишний пыл, ибо это считалось дурными манерами. И нужно было еще посоветоваться с астрологом.
Вспомнив свою собственную первую ночь с Селимом, валидэ надеялась, что у Сулеймана и Карем все будет точно так же. Давно и твердо решив, что именно Карем первой отвлечет султана от Гюльбейяр, валидэ не жалела сил на то, чтобы это случилось как можно скорее.
Каждый день русскую девушку купали в розовой воде и втирали а ее тело драгоценные масла диких цветов. Вскоре ее руки и ноги стали белее белого, а шелк казался грубой мешковиной в сравнении с ее кожей.
За ее диетой лично следила валидэ. К тому же новоиспеченная гюздэ обязана была ежедневно по два часа гулять в личном парке Сайры-Хафизе, дабы укрепить мышцы своего тела.
Недели сменяли одна другую, и вот однажды радостная Карем влетела в покои валидэ с желтым шелковым платком и криком:
- Ура, моя госпожа, наконец-то свершилось! Завтра вечером я разделю с моим повелителем ложе!
Вскоре, однако, радость Сайры была омрачена визитом Гюльбейяр. Молодая бас-кадина султана была вне себя от ярости и билась в истерике:
- Я ее ненавижу! О, как я хочу, чтобы она умерла при родах!
- Но почему? Ведь ты ее даже не знаешь, - резонно возразила валидэ.
- Я ей не верю!
- Вздор! - тоже повысила голос Сайра. - Ты ревнуешь. Все очень просто. Но ты должна держать себя в руках, и завтра после полуденной молитвы ты, как того требуют наши обычаи, лично отведешь Карем принять брачную ванну.
Гюльбейяр подняла на Сайру красные, заплаканные глаза:
- Ты с самого начала стояла за этой русской девчонкой! О, не пытайся отрицать, я знаю) Но вот увидишь, настанет день, когда ты горько пожалеешь о том, что затеяла это. Карем честолюбива сверх всякой меры и однажды поднимет руку даже на тебя, свою благодетельницу! Она тебя уничтожит!
Сайра несколько растерялась. Несмотря на то что она считала Гюльбейяр дурочкой, она испытывала к ней искреннюю симпатию и не хотела видеть ее столь расстроенной.
Однако на следующий день, когда Гюльбейяр отказалась покидать свои покои, сославшись на плохое самочувствие, симпатия Сайры обратилась в раздражение.
В сущности, никогда еще валидэ не испытывала такой ярости. Выходку Гюльбейяр она расценила как открытый и наглый вызов ей лично. А будучи начальницей над всем гаремом, она не имела права сносить подобное. Поэтому для начала она приставила к покоям Гюльбейяр вооруженную охрану и распорядилась никого не пускать туда и никого не выпускать. Но Сайра не остановилась на этом и прибегла к довольно жестокой мере: приказала отнять у матери Мустафу и взяла его под свою личную опеку.
После полуденной молитвы рабы валидэ поспешно вернулись из мечети, дабы облачить свою госпожу в роскошные праздничные одежды.
Сайра выбрала для себя красивое бархатное платье цвета спелых абрикосов, широкий перед которого был расшит золотой ниткой и топазами. Поверх него она надела накидку из золотой парчи с большой изумрудной застежкой. Волосы ее были собраны вверх, и на них покоилась золотая корона, украшенная топазами, бриллиантами и изумрудами. С нее спадала вниз на лицо прозрачная вуаль из золотистого газа. Поскольку Гюльбейяр отказалась выполнить свой долг по отношению к Карем, Сайра решила удостоить девушку большой чести и самолично проводить ее к брачной ванне.
Они проходили мимо покоев бас-кадины, и валидэ распорядилась насильно подвести Гюльбейяр к окнам, чтобы она видела праздничную процессию своими глазами. За годы жизни в гареме Сайра развила в себе способность бокового зрения и, применив его сейчас, на мгновение увидела расстроенное и залитое слезами лицо невестки в окне.
Вечером Сайра а последний раз отрепетировала, как Карем должна вести себя в покоях султана. Девушку все это здорово рассмешило.
- Господи, какие глупости! - воскликнула она. - Что, неужели ты сама проделывала все это, когда впервые была приглашена к султану Селиму?
Валидэ в глубине души была готова разделить мнение русской девушки, но вслух резко возразила:
- Это не глупости, а освященный временем обычай и знак уважения, которым ты должна быть преисполнена к своему повелителю. А мой сын свято следует нашим традициям. Ты сделаешь все, как тебе было сказано. Итак, повторим еще раз.
Карем грациозно опустилась на колени и распростерлась перед Сайрой ниц, коснувшись головой ковра.
- Прекрасно! После этого евнух, который проводит тебя до покоев султана, снимет с тебя одежды и удалится. Когда за ним закроется дверь, ты подойдешь к ногам султанской постели. Возьмешь кончик простыни и приложишь его сначала ко лбу, а затем к губам. Только после этого тебе будет позволено лечь. Ты должна взобраться на постель в ногах и на коленях доползти до подушек, пока не будешь вровень со своим господином.
- Хорошо, сегодня я это сделаю, - сказала Карем. - Но в будущем не собираюсь так унижаться даже перед султаном.
- Следующего раза у тебя может и не быть, моя дорогая. Если ты допустишь хоть малейший промах в ритуале и манерах, это не понравится моему сыну. А ты должна совершенно очаровать его. В противном случае второго шанса тебе никто не предоставит. Вспомни мои слова в ту минуту, когда у тебя вдруг появится соблазн показать свою гордыню. Если ты не угодишь Сулейману, я перестану помогать тебе. Да и Гюльбейяр пожелает как-нибудь усугубить твое унижение. Подумай, тебе предоставляется великий шанс! Разве не об этом ты мечтала, когда покидала свою дикую деревню? Неужели ты позволишь своей гордыне затмить разум? Если так, то я вынуждена буду признаться, что сильно в тебе ошибалась, милая.
В томных глазках Карем сверкнули слезы. Сайра поняла, что добилась своего. Она взяла ее лицо в свои руки и мягко проговорила:
- Не плачь, дитя мое. Сделай все так, как я тебя научила, и ты покоришь моего сына. - Она нежно утерла платком ей глаза. - А теперь возвращайся в свою комнату. Через два часа я отведу тебя к твоему повелителю. А пока возьми Мариан и Рут. Они помогут тебе облачиться.
Карем упала па колени, поймала руку валидэ и принялась ее истово целовать.
- Ступай, - сказала Сайра, отдернув руку.
"О Аллах, эта девчонка впервые заставила меня почувствовать себя старухой!"
Власть - забавная игрушка, и Сайре она очень нравилась. Но в последнее время ее что-то слишком часто стала посещать тоска по горам далекой родины. Раньше ностальгия никогда не давала себя знать столь сильно.
За несколько минут до десяти часов вечера, когда Сайра-Хафизе уже покидала свои покои, до нее вдруг донеслись глухие, надрывные стенания. Вздрогнув от неожиданности, она послала евнуха узнать, в чем дело. Вернувшись, он сообщил, что это Гюльбейяр. Надела траур и заперлась в своей спальне.
Сайра гневно сдвинула брови:
- За это следует выпороть! Впрочем, думаю, сейчас от этого будет только хуже. - Она повернулась к евнуху:
- Выломайте дверь в ее спальню, свяжите Гюльбейяр и заставьте ее замолчать.
Евнух согласно кивнул и бросился исполнять приказание грозной валидэ. Он много лет уже служил в гареме и хорошо знал, какая по обычаю должна быть тишина в романтическую ночь султана, дабы ничто не могло помешать повелителю получить удовольствие. Все двери и окна в гареме должны быть заперты, кроме двери фаворитки и покоев самого султана.
Вскоре Сайра вошла в комнату Карем. Достав из кармана ожерелье из золотых цветов, украшенное мелкими розовыми бриллиантами, она застегнула его на шее удивленной девушки.
- О, моя госпожа... - прошептала Карем. - Какая прелесть!
- Ожерелье не идет ни в какое сравнение с красотой его обладательницы, ответила валидэ.
Она подождала, пока ее подопечная сядет в золотые носилки, проводила ее до самых дверей покоев сына и высказала на прощание традиционное пожелание. Затем рабы занесли носилки в двери, и те закрылись.
На обратном пути Сайра заглянула в покои Гюльбейяр. Прислуга кадины, сгрудившаяся вокруг выложенной изразцами печки в углу комнаты, обернула на валидэ испуганные лица. Мать султана сразу же прошла в спальню и с минуту молча изучала молодую женщину.
- Развяжи ее, - приказала она евнуху, - и вынь кляп. Тот повиновался. Гюльбейяр села на постели и стала растирать затекшие запястья.
- Карем сейчас находится в покоях своего повелителя, - сказала валидэ.
Гюльбейяр метнула на нее отчаянный взгляд и громко вскрикнула. Сайра быстро подошла к ней и отвесила звонкую пощечину.
- Замолчи! - Она обернулась к евнуху. - Оставь нас, я хочу поговорить с Гюльбейяр-кадиной наедине. - Сайра вновь взглянула на молодую женщину. - Держи себя в руках! Карем - это свершившийся факт, с которым тебе придется примириться.
Гюльбейяр еле слышно прошептала:
- Я погибла.
Сайру все это уже начало раздражать.
- Ты по-прежнему являешься бас-кадиной султана и матерью наследника престола, - резко ответила она. - Сегодня ты повела себя недостойно, отказавшись исполнить свой долг. Карем лишь первая из девушек, с которой тебе придется делить своего мужа. Будут и другие. Но сколько бы их ни было, только твой сын сядет на трон после Сулеймана. Надеюсь, это случится еще не скоро.
- Ах, мама... - печально произнесла Гюльбейяр, - думаешь, я стала бы возражать против того, чтобы мой господин пригласил к себе на ночь другую девушку, если бы он сам ее выбрал?
- Он сам выбрал Карем. Из всего гарема.
- Нет, это ты ее выбрала для него. Ты с самого начала опекала, учила ее, выделяла среди прочих. Как же плохо ты думаешь о своем собственном сыне! Я прожила с ним одиннадцать лет и отлично знаю, что уже наскучила ему, хотя он неизменно относится ко мне с теплом и лаской. Я знала, что вот-вот он выберет себе из гарема другую девушку, и я готова была радоваться за него. Но ты подложила ему гадюку в постель. Карем честолюбива и жестока. Она никогда не удовлетворится положением второй кадины.
Как ты можешь так говорить про нее? Да, она честолюбива, но при чем тут жестокость?
- Значит, твои шпионы не донесли тебе о том, как она обошлась со своей воспитательницей и твоей лучшей портнихой? Когда Карем стала гюздэ и ей пришло время покинуть ода, она приказала своему евнуху опустить Серви на колени, а сама поставила бедной женщине ногу на шею. По-твоему, это не жестоко?
Сайра не знала об этом происшествии, но сделала вид, что знает.
- Детская шалость! - отмахнулась она.
- Карем уничтожит нас всех, - проговорила Гюльбейяр.
- Чепуха! Я здесь всему голова и клянусь, что она ничего не сделает ни тебе, ни маленькому Мустафе.
Наутро после первой ночи, проведенной в покоях ее повелителя, Сайра решила позавтракать вместе с русской девушкой и находилась в ее комнате, когда прибыли султанские дары. Они были завернуты в большой платок из расшитой золотом, бриллиантами и рубинами ткани. По обычаю Сулейман должен был послать ей кошелек с золотыми монетами. Он же прислал два. Кроме того, он подарил Карем сапфир размером с абрикос на тонкой золотой цепочке, ожерелье и серьги из ярко-красных аметистов, книгу персидских стихов о любви, соловья в серебряной клетке и маленькую гитару, украшенную золотым листом, а также жемчугом и бирюзой.
Спустя несколько недель Карем объявила Сайре, что беременна. Памятуя о своем разговоре с Гюльбейяр, мать султана незаметно усилила охрану внука и приставила к нему слугу-дегустатора.
Что до Сулеймана, то он страшно обрадовался перспективе вновь стать отцом. То, что Гюльбейяр уже давно не рожала, породило в нем сомнения, в которых он боялся признаться даже самому себе. Вскоре он уже был настолько захвачен чарами Карем, что позабыл обо всем на свете. В течение всех следующих месяцев он приглашал к себе на ночь только ее одну, несмотря на ее состояние. В покоях Гюльбейяр он по-прежнему появлялся довольно часто, но только днем.
Сайра была вне себя от негодования.
- Подтолкнув к Сулейману Карем, я тем самым хотела добиться одной цели: чтобы он освободился от влияния одной женщины. Но вышло так, что он просто променял мягкую, ласковую дурочку на честолюбивую красавицу. О Аллах, что же мне теперь делать?
- Не надо было вообще затевать все это, - с упреком в голосе сказала Мариан. - Впрочем, вам, миледи, бояться нечего. До тех пор пока вы живы, Сулейман всегда будет ставить вас выше всех других женщин.
- Но увы, мне от этого не легче, подружка. Я хотела, чтобы он стал таким, как его отец. Если же он настолько легко будет поддаваться влиянию своих женщин и дальше, то сохранит ко мне лишь уважение как к матери, но перестанет прислушиваться к тому, что я говорю. Я не могу этого допустить!
Когда живот Карем стал уже всем заметен и это несколько подпортило ее красоту, она взмолилась перед султаном, чтобы тот позволил ей удалиться в беседку у озера. Сулейман согласился с этим, и валидэ постепенно вновь восстановила свое пошатнувшееся влияние на сына.
Осенью 1524 года Карем родила Сулейману их первого ребенка, сына, которого назвали Селимом. Спустя одиннадцать с половиной месяцев она же произвела на свет Баязета, за которым последовала его сестра Мирма и, наконец, третий мальчик, Джахангир.
Имея трех здоровых сыновей - Мустафу, Селима и Баязета, - Сулейман мог уже не опасаться за продолжение линии Османов. Маленький Джахангир родился слабым и с горбом. Султанский трон для него был заказан, ибо закон воспрещал миропомазание инвалида.
Тем временем враждебность между Гюльбейяр и Карем с каждым днем усиливалась. Вдобавок к этому на Сайру обрушилась еще одна беда: ухудшилось самочувствие Фирузи. Придворный лекарь Аладдин Сердет определил у нее сердечную недостаточность. Он предупредил, что, если госпожа Фирузи и впредь будет исполнять хлопотные обязанности кахиа-кадины и будет по-прежнему жить при дворе султана, где ежедневно возникает столько всяких интриг и волнений, она может очень быстро умереть.
Решение лежало на поверхности. Валидэ посоветовалась с Хале и Гузель, и в конце концов пришла к выводу, что Фирузи надо покинуть Эски-сераль и уехать жить к Хале. Риза бен Исмет, муж Хале, встретил эту новость с воодушевлением, что очень порадовало Сайру.
- Теперь, - сказал он валидэ, - у меня в доме будут сразу три белокурые красавицы. Моя жена, дочь и теща. О Аллах, мне будет завидовать вся империя! Тебе не о чем беспокоиться, госпожа Сайра. Я лично позабочусь о том, чтобы Фирузикадина строго соблюдала диету, предписанную Аладдином Сердетом, и побольше дышала свежим воздухом.
К сожалению, сама Фирузи отнеслась к этому решению, мягко говоря, без восторга.
- Как ты можешь?! - воскликнула она, смерив Сайру горящим взглядом своих бирюзовых глаз. - Как ты могла так обойтись со мной?!
- У меня нет выбора. Ты слышала, что сказал лекарь.
- Ведь мы же были вместе с самого начала! И никогда не расставались, если не считать похода в Персию, куда Селим взял тебя и Зулейку. Но когда вы вернулись, мы же все торжественно поклялись больше не разлучаться!
- Зулейка мертва. Она погибла, потому что я позволила ей ухаживать за больными Хасаном и Нуреддином. Я могла запретить ей это и послать вместо нее кого-нибудь из рабов. Но сердечный порыв на мгновение затмил мне разум, и я пошла ей навстречу. И Зулейка умерла. Из-за моей минутной слабости. Так вот. Мне очень хочется, чтобы ты осталась со мной, но я не повторю допущенной ошибки. Когда Селима не стало и Сулейман назначил меня валндэ, я мечтала о том, как мы с тобой и Сариной будем жить вместе в мире, покос и довольстве. Но как я могу быть спокойной, если знаю, что твоей жизни угрожает опасность? Я не дам тебе умереть, Фирузи! Поэтому и прошу тебя, милая моя подруга, покинуть Эски-сераль и переехать жить к Хале и ее семье. И если ты не подчинишься мне добровольно, я употреблю власть, данную мне как султанской валндэ. Я не дам тебе умереть! Не дам!
Фирузи во все глаза молча уставилась на Сайру. За все годы, что они провели вместе, ей очень редко доводилось видеть плачущую подругу, но сейчас слезы текли и текли по щекам Сайры. Фирузи прижала ее к своей груди, глубоко вздохнула и просто сказала:
- Хорошо, я уеду.
***
Обстановка в султанском гареме все больше накалялась. Вдобавок осложнились отношения Сулеймана с любимой сестрой. Началось все с того, что он вынужден был отозвать из Сирии Ферхада-пашу за его злоупотребления властью. Пользуясь своим высоким положением, он расправился с несколькими личными врагами. Сулейман же, как и его отец Селим, строго соблюдал законы, поэтому вынужден был отправить Ферхада в отставку. Молодой родственник с семьей перебрался в свое имение.
Валидэ, всегда заботившаяся об интересах сына, прекрасно отдавала себе отчет в том, что деятельный и энергичный Ферхад-паша не усидит спокойно дома. Поэтому она стала настаивать на том, чтобы Сулейман вновь дал ему должность.
- Из него ключом бьет энергия. Пусть уж лучше он служит нам, чем нашим врагам. Попробуй-ка заставить дикого жеребца впрячься в плуг! Будет лучше, если ты натравишь его на наших недругов, а не станешь дожидаться того момента, когда они натравят его на тебя.
Сулейман колебался.
- Интуиция подсказывает мне, что Ферхад-паша жаждет власти, но власть таких людей неизменно портит. Если я поверю ему сейчас, он вновь предаст меня.
- На все воля Аллаха, - ответила Сайра. - По крайней мере в этом случае ты можешь казнить его, и никто не скажет, что ты поступил несправедливо. А пока тебе надо подумать о сестре Михри-хан. Разве можно с ней так обращаться? Особенно сейчас, когда она беременна.
- Беременна? Я не знал. Хорошо, ради сестры и ее ребенка я верну Ферхада в правительство. Но дам ему для начала небольшую должность где-нибудь на его родном Дунае. Если у него все получится и он не обманет моего доверия, я верну ему прежнее положение. Но мое условие: Михри-хан не поедет с ним, а останется здесь до тех пор, пока не родит. Она будет жить в гареме вместе с матерью.
Михри-хан не хотелось оставаться в Константинополе, но она не стала возражать и решила пострадать немножко за любимого мужа. При расставании Ферхад ласково сказал ей:
- Когда я вернусь, то хочу, чтобы ты встречала меня с сыном на руках, любовь моя.
Через семь месяцев Михри-хан благополучно родила здорового и крепкого мальчика, которого назвали Сулейманом в честь дяди. Спустя еще три месяца Ферхад-паша вернулся в султанский дворец. Первое, что он увидел, была встречавшая его жена с младенцем на руках. А через час Ферхад-паша был мертв. По приказу султана его осудили и казнили, ибо Сулейман вернул его с Дуная по той же причине, по какой он ранее вернул его из Сирии. Только на этот раз о прощении не могло быть и речи.
Вечером, когда Сулейман показался в покоях своей матери, он лицом к лицу столкнулся с сестрой, которая уже надела черное. С минуту они молча смотрели друг на друга, потом Михри-хан сказала:
- Надеюсь, скоро смогу надеть траур по тебе, любимый братец!
В ту же ночь она исчезла из дворца, а наутро ее нашли мертвой. Михри-хан приняла яд.
Безутешный Сулейман вернулся к себе в покои, где долго рыдал. Печаль его усугубилась решением Сарины покинуть пост. Тетя попросила султана позволить ей забрать к себе внука и уехать из дворца. Гузель предложила ей жить у нее. Сарина не могла больше оставаться здесь. Сулейман это видел и не мог ей отказать.
При прощании она успокоила его:
- Не печалься, племянник. Михри-хан просто потеряла голову от горя, иначе она никогда бы не сказала тебе тех слов и не отравилась потом.
- Она была бы жива сейчас, тетя, если бы я помиловал Ферхада. Однако ответ Сарины был неожиданным:
- Ферхад-паша был бешеным псом, а бешеных псов уничтожают. Не смотри так на меня. Я не кривлю душой. Дочь мне много всего рассказывала. Беда в том, что она беззаветно любила его. Ферхаду надо было оставаться воином и не лезть во власть, которая вконец его испортила. Он не остановился бы до тех пор, пока не вверг бы всю Турцию в пожар гражданской войны. Если я потребуюсь тебе, я всегда буду рядом. Возможно, через несколько лет маленький Сулейман начнет ходить в школу принцев. Там он получит хорошее образование и своей верной службой султану искупит вину отца.
Они обнялись, и он долго смотрел ей вслед. В ту минуту Сулейман впервые, как недавно и его мать, задумался о том, как же все-таки быстро течет время. Кажется, только вчера Сарина была молоденькой женщиной с роскошными каштановыми волосами и золотистыми глазами, которые сверкали негодованием всякий раз, когда она прогоняла маленького Сулеймана со своих любимых тюльпановых клумб, чтобы он не топтал их. Теперь же волосы ее посеребрились, а красивые глаза поблекли и хранили печаль. Сарина состарилась, и Сулейман только сегодня заметил это.
Помимо его матери и Фирузи Сарина была единственной ниточкой, которая связывала султана со счастливым прошлым. Отец, тетя Зулейка, госпожа Рефет. Хаджи-бей и все братья его давно среди мертвых. А белокурая Фирузи, как и Сарина, покинула дворец.
Вздохнув, он впервые осознал, что и сам уже не молод. На следующий год исполнится тридцать два.
Начинался 1526 год, и впереди султана ждала война с Венгрией.
Глава 38
Как обычно, западноевропейские монархи были заняты своими внутренними распрями. Карл V, император Священной Римской империи, вынужден был сражаться сразу на три фронта. В Испании мавры перегруппировали свои силы и по-прежнему упорно отказывались переходить в христианскую веру, несмотря на все давление со стороны официальной церкви. В Германии Мартин Лютер заручился поддержкой не только крестьян, но и земельной аристократии, и в стране начались сильные брожения. На юге Франция сражалась с войсками императора за обладание Северной Италией, и кровопролитие окончилось лишь с пленением французского короля Франциска I.
На востоке венгры в течение последних пяти лет отбивали натиск турок. Вконец обессилев, они обратились за помощью к Карлу V, но, несмотря на то что его сестра Мария была замужем за венгерским королем Лайошем, император Священной Римской империи отказал венграм в поддержке. Он был слишком поглощен внутренними делами.
В августе 1526 года Сулейман повел свою армию против венгров и, блестяще выиграв сражение близ местечка Мохакс, вскоре без труда овладел столицей венгерского государства Будой. Отныне от северной границы Османской империи до Вены было рукой подать. Командиры убеждали султана двигаться дальше, но близилась зима, и Сулейман вернул свое войско в Константинополь.
Еще раньше султан получил письмо от французской королевы-матери, в котором та просила его оказать содействие в освобождении своего сына. Прознав об этом, Карл V отпустил Франциска I, но при этом выторговал для себя большие уступки со стороны Франции. Он также отмежевался от приписываемой ему дружбы с Сулейманом и объявил, что в ближайшее время Возглавит Крестовый поход против турок-иноверцев.
Несмотря на это, Сулейман не спешил лезть в центр Европы. Став за последние годы великим воином, он вновь решил стать дипломатом. Сайра резко возражала против этой перемены в сыне. Она говорила, что только взятие Вены заставит правителей Западной Европы серьезно относиться к османскому султану. Но Сулейман был непреклонен. Он надеялся заручиться дружбой с Западом мирным путем.
К сожалению, христианские монархи не отличались большим умом и не увидели для себя выгод мирного союза с Османской империей. Во имя своего Бога они продолжали оскорблять и притеснять турок, и в итоге Сулейман был вынужден пойти на Вену, дабы обезопасить свои западные границы.
В течение нескольких недель он осаждал город, но безрезультатно. Впервые за свою военную карьеру Сулейману пришлось встретиться с хорошо обученным противником. Защитники укрепили цитадель и, затворившись в ней, успешно отражали атаки султанских войск.
Сулейман прибыл под стены города в хорошем расположении духа и послал австриякам приветствие: "На третий день я буду завтракать в стенах Вены". На третьи сутки днем руководитель обороны города Николае, граф Зальмский, ответил султану: "Твой завтрак уже совсем остыл".
При других обстоятельствах и в другое время Сулейман весело рассмеялся бы этой остроумной колкости. Но сейчас ему было не до смеха, надвигалась зима. Он отлично помнил, каких лишений пришлось натерпеться султанским войскам зимой при осаде Родоса. К тому же заканчивался фураж для лошадей, равно как и другие припасы. Он понимал, что через несколько дней в горах повалит снег и отрежет турецкой армии путь домой. И тогда уже ему придется отбиваться от австрийцев, а не им от него.
Тщательно проанализировав положение, Сулейман отдал приказ войскам сниматься с места и повел своих людей домой.
В Константинополе его ждала новая беда. Выяснилось, что он не может управлять даже своим гаремом. Кадины открыто враждовали друг с другом, и только валидэ своим авторитетом удавалось удерживать гарем от раскола на два лагеря.
На протяжении нескольких лет Сайра постоянно меняла штат прислуги в покоях своих невесток, дабы среди рабов не сложилось заговоров и альянсов, совершенно недопустимых в султанском серале. И хотя эти меры отчасти помогали, все же ситуация с каждым днем становилась все неблагоприятнее. Ничто не мешало Карем привлекать на свою сторону союзников. В самом деле, кто же устоит перед чарами белокурой русской красавицы, особенно если сравнивать ее с вечно мрачной и озлобленной Гюльбейяр?
Однажды утром валидэ и две кадины сидели в саду, наслаждаясь последними солнечными деньками осени, когда к ним подбежал принц Селим, толстенький шестилетний коротышка. С ревом бросившись к своей матери, он крикнул:
- Мустафа толкнул меня!
При этом Селим утер свой сопливый нос рукавом. Сайра поморщилась. Несмотря на все попытки, ей так и не удалось отучить мальчика от этой гадкой привычки.
В разговор вмешался Баязет, прибежавший следом за Селимом:
- Ничего он его не толкал! Мы играли в пятнашки, и Селим упал, когда Мустафа догнал его и хотел уже осалить! Селим всегда увертывается, а сегодня у него не получилось, он сам упал и поранил колено о камень!
Принц Селим, тут же набычился и весь покраснел как помидор.
- Ты врешь, врешь! - крикнул он своему младшему брату. - Ты всегда берешь его сторону! Вот подожди, когда я стану султаном, я первым же своим указом прикажу отрубить тебе голову!
С этими словами он весьма выразительно провел рукой у горла, пнул Баязета, отчего тот свалился на траву, а сам убежал. Баязет тут же вскочил и бросился догонять старшего брата.
Гюльбейяр же медленно повернула голову к Карем:
- Так вот оно что! Значит, ты вбиваешь в голову своему толстяку, что он будет султаном? Да как ты смеешь?! Мустафа - наследник своего отца! Мустафа, а не Селим!
- Разве? - возразила с усмешкой Карем. - Что-то я не помню, чтобы Сулейман официально объявил Мустафу наследником. Да и с какой стати? Только потому, что тебе повезло родить нашему любимому господину ребенка раньше, чем это сделала я? Но это еще не причина, чтобы именно Мустафа был наследником.
- Я бас-кадина, и наш господин признает это! Неужели ты настолько плохо владеешь турецким, иностранка, и даже не знаешь, что бас-кадина переводится как "мать наследника"?
- А мне всегда казалось, что это еще и "фаворитка", кем ты явно не являешься. Доказательством любви ко мне нашего господина являются мои дети Твои дети? - воскликнула Гюльбейяр. - Трое сыновей, из которых лишь один Баязет достоин носить титул принца! Что касается двух других, то один из них толстый и невоспитанный грубиян, а другой калека! Да еще дочка - смышленый ребенок, - которая поднимает крик всякий раз, когда ты к ней приближаешься! Даже если бы наш господин Сулейман оплодотворил подзаборную суку, она и то принесла бы ему потомство поприличнее!
Сайра знала, что сейчас произойдет, но не успела быстро подняться со своего места, чтобы предотвратить драку. Взбешенной тигрицей Карем набросилась на Гюльбейяр. Выкрикивая угрозы и оскорбления, бас-кадина смело встретила нападение своего врага. Карем была меньше, но дралась ловчее. Она пустила в ход все, что у нее было в арсенале: проклятия, руки, ноги и даже острые ногти.
Потрясенная валидэ, пытаясь перекричать двух дерущихся женщин, стала звать евнухов на помощь. Те быстро разняли кадин султана и развели их в разные стороны. Впрочем, в самую последнюю секунду Гюльбейяр все же удалось достать соперницу. Когда евнухи заломили Карем руки назад и попытались оттащить ее от разъяренной бас-кадины, Гюльбейяр, изловчившись, сильно оцарапала своими накрашенными ногтями красивое лицо русской. Карем дико вскричала и попыталась вырваться из рук евнухов, но ее унесли в ее покои. Гюльбейяр же оттолкнула раба, который приблизился к ней, и ушла сама.
Сайра не могла замять это происшествие, ибо свидетелей драки было слишком много. Но она решила сделать все от нее зависящее и первым делом отправилась к ага кизляру. Тот уже был наслышан о случившемся, - Подкупи всех, кого сможешь, - приказала она ему. - Слух об этой драке не должен перекинуться через стены дворца.
- Госпожа... - пролепетал старший евнух. Губы его дрожали, как у хныкающего ребенка. - Госпожа, не знаю, получится ли. Слухи уже разлетелись по сералю с быстротой молнии.
- Сделай все, что можешь, Апбер-бей. Если люди узнают, что султан не может управлять даже своим собственным гаремом, мы потеряем лицо. Этого нельзя допустить!
Сайра вначале планировала ничего не рассказывать Сулейману, но все вышло иначе. В тот день Сулейман пришел к матери, как обычно, на вечерний кофе и оттуда послал передать Карем, что требует ее к себе на ночь. Карем вернула его гонца с ответным посланием. В нем говорилось, что, к сожалению, она не сможет явиться пред очи султана, ибо сильно изуродована.
Сайра усмехнулась, услышав об этом, подивившись про себя смекалке русской невестки. Днем валидэ лично осмотрела лицо Карем. Царапины были неглубокие, и не было сомнений в том, что через неделю от них и следа не останется.
Прослышав о том, что султан пригласил к себе на эту ночь Карем, но та отказалась прийти, Гюльбейяр решила воспользоваться ситуацией и сама явилась к Сулейману. Но то было жалкое зрелище, ибо бас-кадина, всхлипывая, стала жаловаться султану на Карем. Сайра вынуждена была прогнать ее. Смущенный Сулейман вопросительно взглянул на мать, ожидая получить объяснения, и та рассказала ему все, как было.
- Это ты виноват, - сказала она, - ибо одиннадцать лет ты не подпускал к себе никого, кроме Гюльбейяр, а последние семь не подпускаешь никого, кроме Карем. Между ними всегда была вражда, которая сегодня вылилась в вульгарную драку. Если бы ты брал себе из гарема больше новых фавориток, как я тебе постоянно советовала, каждая из твоих женщин была бы занята борьбой за тебя, и тогда у Гюльбейяр и Карем не осталось бы времени для ненависти друг к другу. Я должен пойти к Карем. Она, наверное, сильно пострадала, раз даже не смогла прийти сегодня ко мне.
- Ты болван, сын мой! У Карем всего лишь несколько легких царапин. Но у нее хватило ума заручиться твоим сочувствием без жалоб, просто отказавшись от твоего приглашения. В то время как несчастная Гюльбейяр, которая пострадала гораздо больше, вызвала в тебе лишь раздражение своим появлением.
- О Аллах, мама, что же мне делать?!
- Кого ты выбрал себе в наследники? Мустафу?
- Да.
- В таком случае ты должен официально объявить об этом. Ты все еще неравнодушен к Гюльбейяр?
- Я привязан к ней, мама. Она хорошая женщина. Но я больше не стану искать ночлега в ее постели.
- Тогда объяви Мустафу своим наследником и отошли его вместе с матерью в Магнезию. Пусть он постигает там науку государственного управления. Ведь ты тоже сидел в этой провинции в свое время, как и твой отец, кстати.
Сулейман согласно кивнул.
- Что же до Карем, то неудивительно, что она так высоко задрала нос. Ты ее сильно избаловал. Выбери новых фавориток, сын. Ты должен! В гареме полно красивых и умных девушек. Я не сомневаюсь, что среди них найдутся те, кто привлечет твое внимание.
- Я не хочу больше детей, мама. Сайра усмехнулась:
- Я расскажу тебе одну маленькую тайну. Как ты думаешь, сын, случайность ли то, что твой отец, который зачал со своими четырьмя женами десятерых сыновей и шесть дочерей, не оплодотворил после этого ни одну из своих многочисленных икбал? Ведь он лишь в самом конце жизни утратил способность к этому. Дело в том, что мы, его жены, однажды решили: дабы обезопасить твой трон и твое право на него, надо сделать так, чтобы у Селима больше не было детей и чтобы ни одна девушка не забеременела от него. Не смотри на меня так. Есть один надежный способ добиться этого. Так что если с тебя хватит детей, это легко можно устроить.
Сулейман с минуту пораженно смотрел на Сайру, потом расхохотался:
- Клянусь Аллахом, мама, ты просто дьявольская женщина! Но я люблю тебя и сделаю так, как ты советуешь. Но и ты, уж пожалуйста, сдержи слово и позаботься о том, чтобы никто из моих будущих фавориток больше не забеременел.
Принц Мустафа и его безутешная мать покинули Константинополь и отправились в Магнезию. Карем сначала обозлилась на то, что Мустафа был официально назначен наследником, но тут же обрадовалась тому, что соперницу выгнали из столицы. Впрочем, скоро гнев вернулся к ней с прежней силой, ибо Сулейман, игнорируя ее, стал брать к себе в постель новых девушек из гарема, четыре из которых вскоре были возведены в ранг икбал.
"Ничего, - чуть успокоившись, рассуждала про себя русская кадина, - если не считать валидэ, то я теперь хозяйка в гареме. А мать султана немолода, ей уже за пятьдесят Как долго она еще протянет?"
Увы, Карем-кадина не отличалась большим терпением.
В один из жарких дней, когда тяжелый воздух был напоен приторными ароматами роз, жасмина и ноготков, Сайра велела подать холодный фруктовый шербет. Принес его молодой белый раб. Сайра сразу же заметила, что у него дрожали руки, когда он ставил перед ней поднос. Не требовалось большого ума, чтобы понять, в чем тут дело. Шербет, конечно, был отравлен.
Сайра произнесла всего одно слово:
- Кто?
Евнух задрожал всем телом, - У тебя есть выбор, - сказала валидэ. Умереть быстро или подыхать медленно и в мучениях.
- Карем-кадина, - тут же вскричал раб и, рухнув на колени, взмолился о пощаде.
- Выпей это, - приказала Сайра тоном человека, который не терпит, когда его распоряжения не выполняются.
Прошептав одними губами скорую молитву, евнух осушил кубок с шербетом и уже через несколько минут замертво свалился к ногам валидэ.
- Где сейчас Карем-кадина? - спросила Сайра у трепетавшей служанки.
- В бане, моя госпожа, - ответила та.
- Проследи за тем, чтобы этого раба тайно отнесли в ее покои и положили на ее постель, - сказала Сайра. Медленно поднявшись, она вышла в сад.
Валидэ была зла на саму себя. Она явно недооценила русскую кадину сына. Сайра никак не думала, что Карем осмелится покуситься на ее жизнь. "Я всегда была уверена, что с ее стороны мне ничто не угрожает, - размышляла она. - Это было моей ошибкой".
Из всех тех, кто окружал Сулеймана с детства, теперь рядом с ним осталась только она. Гюльбейяр уединенно жила в ссылке в Магнезии. У Фирузи и Сарины фактически началась новая жизнь. Милая Фирузи! Она так не хотела покидать Сайру, даже обижалась, но переезд из дворца явно пошел ей на пользу. Она совершенно поправилась, и лекари заверили валидэ, что госпоже Фирузи теперь ничто не угрожает и она спокойно доживет до глубокой старости.
Все близкие ей люди были в безопасности, и она искрение благодарила за это Аллаха. Одной лишь ей нет мира и покоя. Почему? Ей вдруг вспомнилось, как однажды давным-давно Гюльбейяр предупредила ее, что придет день, когда ненасытное честолюбие Карем толкнет ее на злодеяние против самой валидэ.
Расстроенная Сайра пыталась собраться с мыслями, когда до нее вдруг донесся голос Эстер. Она обернулась и увидела спешившую к ней пухленькую еврейку.

Те ушли, а когда вернулись, лица их были залиты слезами, а одежды порваны. Это весьма тронуло валидэ.
Она не могла просто так оставить своих самых преданных подруг Фирузи и Сарину, не открыв им правды. Как и Сайра, они были уже немолоды, и известие о ее смерти могло сократить их дни. За несколько лет до этого валидэ посвятила их в тайну принца Карима, а в день ее "смерти" они получили по записке, которые гласили: "Не придавайте значения базарным слухам. Знайте, что ради сохранения мира в стране я решила пойти по стопам своего сына Карима". Записки отнесла им Рут, которая подтвердила потрясенным женщинам, что Сайра жива-здорова. Она же доставила им и прощальные подарки от валидэ. Несмотря на то что три подруги уже какое-то время не жили вместе, они по-прежнему свято хранили свое единство.
Сайра в последний раз окинула взором свои покои. Много лет она потратила на то, чтобы обставить и оформить их по своему вкусу. Она нежно провела ладонью по поверхности палисандрового сундука, инкрустированного перламутром. Селим привез его из Египта. Интересно, попытается ли Карем заявить свои права на Садовый двор? Наверняка. Но из этого ничего не выйдет. Сулейман, конечно, очень привязан к своей фаворитке, но Сайра знала, что сын никогда не допустит ее в покои матери. Садовый двор будет опечатан и заколочен.
В каком-то смысле она жалела об этом. Никогда больше нога человека не ступит по толстому ковру, и никто не поднесет фитили к красивым лампам. Никогда комнаты не огласит веселый женский смех, а все секреты и тайны покинут покои вместе с Сайрой.
На какую-то минуту ею овладел слепой гнев. Почему она вынуждена в преклонные годы покидать то место и тех людей, которых любила всю свою жизнь? Здесь ее дом. Она боролась за него, и он ее по праву! Слабоволие сына гонит ее от него, от внуков и из страны, которая стала ее второй родиной. И куда? Одному Аллаху известно, что ее ждет в той далекой земле, где она много лет назад впервые увидела солнце. Ах, если бы она только прислушалась в свое время к предостережениям Марнан насчет Карем!
Впрочем, нет. Не Карем, так кто-то другой все равно выжил бы ее отсюда.
Она поняла, что должна поставить точку на своей прошлой жизни и повернуться лицом к жизни новой. Да, она покидает Сулеймана и его семью, но в Шотландии ее ждут Чарльз Лесли и внуки младшего брата.
Карем, конечно же, уверена сейчас, что она одержала верх. "Жаль только, усмехнувшись, подумала Сайра, - что она так и не узнает горькой для себя правды".
Над столицей только-только начал заниматься рассвет, а потайная калитка в личном саду валидэ открылась, и из нее вышли три женщины в черных крестьянских одеждах, в которых ходят бедные люди, с узелками. Солнце уже выкатилось на восточный небосвод, когда они пришли в порт и поднялись на борт корабля под иностранным флагом. Трап был убран, паруса подняты, и судно медленно стало выбираться из гавани.
В это самое время в Иени-серале - а точнее, в беседке на берегу - стоял султан Сулейман. Корабль с парусами, окрашенными в цвета рассвета, как раз проходил мимо него. Он увозил из Константинополя в далекую северную страну его мать...
Вскоре с минарета Великой Мечети до его слуха донесся призыв муэдзина:
- Все на утреннюю молитву, правоверные! Все на утреннюю молитву! Сегодня преставилась валидэ Хафизе!
Упав на колени, султан великой империи разрыдался.
Часть V
ДЖАНЕТ
1533 - 1542
Глава 40
Было еще темно, когда судно вошло в узкий морской залив Форт я Джанет Лесли, стоя на открытой палубе, впервые за почти сорок лет вдохнула влажный смешанный запах земли, моря и вереска, который всегда ассоциировался в ее сознании с Шотландией. Поежившись, она плотнее запахнулась плащом, отороченным соболем, и стала вглядываться в предрассветную сумрачную даль. Справа угадывалась какая-то темная тень. Это, конечно. Майский остров. Дальше Лит и конец путешествия. Впрочем, нет, до Гленкирка им придется еще долго добираться по суше.
"Что это со мной? - досадуя на себя, подумала она. - Я до смерти напугана этой новой жизнью. Даже когда меня выкрали из отчего дома и продали в рабство, я не испытывала такого панического ужаса. Впрочем, ничего удивительного. Тогда я была ребенком и еще ничего не понимала".
- Мадам! Она вздрогнула.
- Мадам, вы простудитесь, стоя на открытой палубе в такую промозглую погоду! А ну живо в каюту!
- Мариан, ты меня испугала.
- Ничего удивительного! Любому человеку, оказавшемуся в полном одиночестве во тьме и холоде, станет не по себе. Возвращайтесь немедленно!
Обняв Джанет за плечи, Мариан провела ее в теплую, хорошо освещенную каюту.
- Как не стыдно! - ворчала служанка. - На палубе такой мороз, немудрено и слечь. Вы хотите быть больной при встрече с принцем Каримом?
- С Чарльзом, - поправила Джанет. - Принца Карима больше не существует.
- Хорошо, миледи, пусть будет Чарльз. Давайте-ка сюда ваш плащ и ложитесь. До Лита еще несколько часов ходу.
Приняв плащ, Мариан аккуратно сложила его и положила на сундук.
- Ох уж эта Эстер Кира! - рассмеялась она. - Это ж надо было догадаться заготовить целых два сундука отличного платья по последней французской моде и тайно переправить их на судно перед самым нашим отходом из Стамбула! Наверное, она наняла целый цех белошвеек, которые работали днями и ночами. И между прочим, меня с Рут тоже не забыла. Зато теперь мы, появившись в Гленкирке, не будем походить на нищих попрошаек. - Она подоткнула одеяло в ногах Джанет и взбила подушки. - Вот так-то лучше, миледи. Постарайтесь заснуть.
Джанет рассеянно кивнула и проговорила:
- Мариан, а ты твердо решила не возвращаться в Англию? Тебя никто не заставляет следовать за мной. У тебя, вероятно, родные еще живы. Да и Рут имеет право наконец познакомиться со своей семьей. Обещаю, ты никогда и ни в чем не будешь нуждаться. Я назначу тебе щедрое содержание.
Мариан фыркнула:
- А теперь можно мне сказать, мадам? Если кто-то из моих еще и остался в живых, они точно будут не рады мне. Родители, конечно, в могиле, а братья и сестры давно считают меня погибшей. Мне придется им слишком многое объяснять. Я служу вам с семнадцати лет, и вы - моя семья. Я не оставлю вас. Дочь, - она оглянулась на спящую Рут, - уже давно на выданье, но что ее ждет в Англии? Она не сможет вечно держать в секрете от людей свое прошлое, а англичане не поймут ее. А рядом с вами ничто не будет угрожать ее человеческому достоинству.
- Да, пожалуй. Я об этом как-то не подумала, - сказала Джанет.
- Вот именно, - буркнула Мариан. - Стоило нам покинуть Эски-сераль, как вы только и делаете, что жалеете себя. Султанской валидэ Сайры-Хафизе больше нет, но вы-то живы, мадам, и не изменились. Изменились лишь ситуация и обстоятельства.
Через несколько часов мы бросим якорь в Лите, ваш брат доложит об успехе своей дипломатической миссии королю в Эдинбурге, и после этого мы сразу же отправимся в Гленкирк. Потом вы увидитесь со своим сыном. Вы хотите, чтобы он расстроился, увидев перед собой жалкую, надломленную женщину? Или может быть, вы все-таки радостно раскроете ему материнские объятия и будете при этом гордо держать голову, сознавая, что сами сделали выбор?
- - Я боюсь, Мариан. Мне еще никогда в жизни не было так страшно. Я совсем не знаю мир, в который возвращаюсь. Мне нет в нем места.
- Что за вздор вы несете, мадам! Первые годы вашей жизни вы провели в этом мире, а что касается места в нем, то разве вы не являетесь родной сестрой графа Гленкирка и матерью сэра Чарльза Лесли?
- Этого недостаточно, Мариан. Для меня этого мало. Меня угнетает мысль, что остаток жизни придется посвятить вышиванию гобеленов и все будут считать меня выжившей из ума старухой.
- Все в ваших руках, миледи. Если вас не устраивает такая жизнь, измените ее. Разве не вы добились того, что наш господин Селим любил и чтил вас больше всех остальных своих женщин? Разве не вы направляли султана Сулеймана? И спасли в свое время жизнь принцу Кариму, дабы он смог вырасти и стать мужчиной? Я не знаю другой такой сильной женщины, как вы, миледи. Когда за что-то беретесь, все получается. Такой уж у вас талант. Моя бабушка-ирландка говорила на гэльском наречии. Так вот в ее словаре было слово, предназначенное для женщин, которыми она восхищалась. Бабушка называла их "банри". Я не знаю, что это означает, мадам, но вы точно одна из таких женщин!
Впервые за все время плавания Джанет Лесли улыбнулась.
- Банри на языке гэлов значит "королева", милая Мариан. Спасибо тебе. Ты права. Никто не помог мне вознестись на те высоты, которых я достигла в жизни. Я все сделала сама. И сделаю снова. Я очень богатая женщина и первым делом отстрою себе дом, ибо не собираюсь жить с Адамом и его семьей.
- Неплохое начало, миледи, особенно учитывая то, что я слышала о супруге графа.
- Мариан, но ты никогда не встречалась с леди Анной.
- Зато у меня хорошие уши, мадам. Только и слышу от людей вашего брата: леди Анне не понравится то, леди Анне не понравится это. Мне удалось узнать, например, что рождественские пирушки она считает сплошным расточительством. А сад в замке отвела под огороды, вообразите только, и продает их! Джанет снова рассмеялась:
- Возможно, ты права. Меня больше всего страшит жизнь под началом другого человека. Наверное, просто привыкла быть хозяйкой в своем доме. Откуплю у брата кусочек гленкиркской земли. Я уже знаю, какой именно. Глеи Ра, где я любила играть в детстве, холмы вокруг долины, озеро и остров на нем. Этот остров, между прочим, идеальное место для строительства дома. Займусь этим, как только мы приедем в Гленкирк. А архитектора найму еще в Эдинбурге.
- Советую договориться обо всем с братом уже сейчас, миледи. Учитывая все, что мне пришлось услышать об этой женщине, его жене, нисколько не сомневаюсь, что она, узнав о вашем состоянии, сделает все, чтобы содрать с вас втридорога.
- Ты так давно со мной, Мариан, у нас даже мысли одинаковые. Я тоже об этом подумала.
Мариан улыбнулась. Она знала, что теперь за хозяйку беспокоиться не нужно, ибо она уже начала строить планы на будущее. И хорошо, что начала с мысли о том, что необходимо как следует обустроиться в Шотландии.
Джанет заснула, волосы ее разметались по подушке. "Боже, - думала Мариан, зачарованно глядя на нее. - Она всего на три года меня моложе, а до сих пор выглядит как девушка. Кожа гладкая, нежная. Куда уж мне с моими морщинами! И яркие зеленые глаза, как у кошки, в то время как мои давно выцвели. Мои когда-то темные волосы уже поседели, а ее золотисто-каштановые локоны лишь чуть побледнели. Я растолстела на турецких харчах, а она вес такая же стройная как тростинка. Если шотландцы не изменялись за то время, что меня здесь не было, уже до конца года мою госпожу завалят предложениям" руки и сердца. Особенно когда откроется, что она богата. Капитан Керр, между прочим, уже пялится на нее как последний болван".
Думая обо всем этом, Мариан незаметно для себя задремала. Она проснулась от топота ног по палубе. Джанет в каюте не было, а Рут все еще спала. Она подошла к ней и тронула за плечо:
- Вставай, дочка, мы входим в гавань.
Рут потянулась и сонно зевнула. Это была миловидная девушка двадцати трех лет с унаследованными от матери темными волосами и отцовскими голубыми глазами. Она родилась, когда Мариан было за тридцать и она уже почти потеряла надежду стать матерью. Рут плохо помнила отца - он был личным секретарем султана Селима и умер от простуды во время одного из военных походов, в которых всегда сопровождал своего господина.
Она росла вместе с тремя самыми младшими детьми султана. Рут едва исполнилось девять лет, когда она помогла матери и госпоже Сайре тайно вывезти из страны шестилетнего принца Карима. В тот далекий день, можно считать, закончилось ее детство, ибо ей четко дали понять, что если она кому-нибудь проболтается об этом, то обречет тем самым на казнь не только себя, но и других.
Когда она подросла, ей несколько раз делали предложения. Но Рут неизменно отказывалась. Ей не хотелось бросать мать и госпожу Сайру. От отца она унаследовала светлую голову, а от матери - крепкий здравый смысл. В султанском гареме она ощущала себя свободным человеком. А как только стала бы женой турка, двери мира тут же захлопнулись бы перед ней. Теперь же, в Шотландии, она станет по-настоящему свободной и, если представится хорошая возможность, выйдет замуж без колебаний.
Пока ее мать суетилась по каюте, собирая вещи. Рут быстро одевалась. Она привыкла к нижнему белью до колен, длинным турецким шароварам, прозрачным блузам, расшитым жилетам, шелковым халатам и шалям. Таков был гардероб любой турецкой благородной девушки. Европейская одежда - панталоны, чулки, нижние юбки и легкое шерстяное платье - казалась Рут почти неприличной. Одевшись и захватив плащ, она сказала Мариан:
- Пойдем на палубу и посмотрим, куда мы приплыли. День стоял ясный и прохладный. На дворе был конец мая. Как только мать и дочь показались из каюты, с верхней палубы до них донесся оклик леди Джанет:
- Идите сюда! Туман как раз рассеялся. Взгляните на Лит. Рядом с ней стояли Адам и капитан Керр. Мариан и Рут присоединились к ним.
- Помнишь тот день, когда мы покидали Шотландию, отплывая в Сан-Лоренцо? спросил Адам.
- Еще бы! - Джанет рассмеялась. - Лил такой дождь, что от носа не видно было кормы. Бабушка тогда еще сказала, что это дурной знак и что нам не следует покидать родину. А нам с тобой это казалось просто интересным приключением.
- Это парки <В римской мифологии богини судьбы.> прослезились, видя, что вы уезжаете, мадам, - проговорил капитан Керр. - Они-то уж знали, что вы очень не скоро увидите родную землю. Но зато сегодня светит солнце и природа радуется вашему возвращению.
Адам приглушенно фыркнул. Рут прыснула в кулачок.
- Спасибо вам, капитан, - очаровательно улыбнувшись, поблагодарила Джанет и сильно наступила брату на ногу. Тот поморщился. - Пойдем, Адам. Не будем мешать нашему капитану причаливать.
Джанет сошла с верхней палубы и направилась к своей каюте. Адам последовал за ней.
- Ты сломала мне палец на ноге, - ворчливо буркнул он.
- Так тебе и надо!
- А ты совсем не изменилась, Джан. Все такой же сорванец! Подумать только, мать пятерых детей, бабушка десятерых внуков - а то и одиннадцати уже, если выяснится, что Фиона родила. - а все такая же, как в детстве! Клянусь Богом, Джанет, не пойму, как ты умудрилась не сложить голову на плахе в Турции и благополучно прожить там столько лет. И что скажет моя жена Анна? Тебе следует отныне быть сдержанней. Мне не нужна война в собственном доме.
- Ее не случится, пока я буду гостить у тебя, Адам.
- Пока будешь гостить?..
- Да. Скажи-ка лучше, братец, сколько отец оставил мне наследства?
- Тысячу фунтов золотом. Я не понял про гостить, Джан...
- Я дам тебе двести пятьдесят фунтов, а ты уступишь мне Глеи Ра, прилегающие холмы, озеро и остров на нем. Я собираюсь строить себе дом.
- Нет!
- Да. Надо же что-то оставить Чарльзу и его детям, когда меня не станет. Я имею право на гленкиркскую землю. Если бы я прожила жизнь здесь, Чарльз получил бы наследство от своего отца, но поскольку он родился не шотландцем, у него ничего нет. Если ты не продашь мне это место, мне придется откупать землю у соседей.
- Они не продадут!
- Деньги, милый братец, в особенности звонкая золотая монета, всегда служат решающим аргументом убеждения. Заруби себе это на носу! Неужели ты настолько богат, что можешь себе позволить отказаться от моих денег? Может быть, мне стоит обсудить этот вопрос с твоей женой?
Адам Лесли нахмурился, потом сказал:
- Ладно, земля твоя.
- Когда мы прибудем в Эдинбург, надо будет сразу же увидеться с адвокатом, дабы официально заключить сделку. В Глепкирк я собираюсь прибыть уже хозяйкой.
- Хорошо. Я рекомендую обратиться к Фергюсу Мору. Он много лет имеет дела с семейством Лесли.
Джанет кивнула в знак согласия.
Судно бросило якорь, и матросы перекинули на берег трап. На борт корабля тут же устремилось несколько грузчиков. Адам Лесли предложил своей сестре руку:
- Ну что, Джанет, идем?
Поколебавшись несколько мгновений, она сделала шаг к сходням. В эту минуту на борт корабля ворвался высокий, элегантно одетый молодой человек. Промчавшись мимо Джанет, он заключил ее брата в медвежьи объятия с криком:
- Дядя Адам! Добро пожаловать в дом родной! Джанет Лесли почувствовала внезапную слабость в коленях. Пошатнувшись, она ухватилась за перила борта. Капюшон слетел с головы, открыв ее смертельно побледневшее лицо. Четырнадцать лет прошло, но она тем не менее узнала его.
- Карим... - тихо прошептала она.
Молодой человек обернулся так быстро, словно его ужалили. По лицу его разлилась бледность. Он замер на месте, пораженно уставившись на мать.
- Мама! - не своим голосом вскричал он. - Боже мой, мама!
Крепко обняв ее, он разрыдался.
- Ну, будет, - повторяла Джанет, гладя его по волосам. - Будет, мой маленький львенок. Я же обещала, что однажды мы снова будем вместе.
- Эти слова были сказаны шестилетнему ребенку, которого отослали из дома, - рыдая, проговорил он. - О, мама, если честно, я уж и не надеялся увидеть тебя снова! Я так скучал по тебе! Наконец Джанет отклонилась:
- Дайте мне посмотреть на вас, сэр Чарльз Лесли. Ты настоящий гигант и здорово походишь на своего деда!
Держа мать за плечи, Чарльз, казалось, не мог налюбоваться ею.
- А ты, мама, все такая же! Но скажи, как ты здесь оказалась?
- Я все расскажу тебе позже, сын, когда мы останемся наедине. Пока же знай, что мой отъезд прошел по той же схеме, что и твой. И никто, кроме твоего дяди, ничего обо мне не знает.
Сын кивнул, и тут его внимание привлекли две женщины, закутанные в плащи, которые только появились из каюты. С криком он бросился к ним, обнял ту, что была поменьше ростом, и со смехом закружил ее на месте:
- Мариан! И ты здесь!
Пожилая англичанка отчаянно закричала:
- Поставь меня сейчас же на место, детина! Он опустил ее и звонко чмокнул в обе щеки.
- О Господи, можно подумать, тебе до сих пор шесть лет от роду, - фыркнула Мариан, доставая носовой платок.
- Да и ты совсем не изменилась! Мариан дернула его за локоть:
- Ну где твои хорошие манеры? Хоть бы поздоровался с подругой детства!
Чарльз повернулся ко второй женщине, стоявшей рядом с Мариан.
- А, Рут! - Он мягко снял капюшон с ее головы. - Привет. Какая ты стала хорошенькая! - Он поцеловал покрасневшую девушку в щеку. - Добро пожаловать в Шотландию.
- Спасибо, милорд.
- Ну ладно, хватит, - раздался голос Адама Лесли. - Пойдемте. Мне необходимо уже сегодня быть в Эдинбурге и доложить обо всем королю. Ты подумал о том, на чем мы туда поедем, Чарльз?
- Твоя лошадь ждет, но я никак не мог предположить, что ты привезешь маму, дядя. Обещаю достать одну и для нее.
- Не утруждайтесь, милорд, - подал голос капитан Керр, стоявший тут же. Он пришел попрощаться со своими пассажирами. - Мадам, - он наклонился поцеловать Джанет руку, - позвольте предложить вам собственную лошадь. А если вы еще скажете, где остановитесь в Эдинбурге, я пошлю следом фургон с вещами и вашей прислугой.
Джанет взглянула на сына.
- Мама будет в "Розе и чертополохе", капитан. Благодарю вас за то, что вы предложили свою помощь. Обещаю вернуть вашего коня в целости и сохранности.
Расстояние между Литом и Эдинбургом было небольшое. Джанет с любопытством смотрела по сторонам и отмечала про себя, что за время ее отсутствия в Шотландии мало что изменилось.
Разве что столица стала гораздо более шумным городом. И монархи сменились. Когда она уезжала, правил король Джеймс IV, а теперь у кормила власти был его сын Джеймс V.
По прибытии в Эдинбург Адам отправил гонца в Гленкирк к своей жене с сообщением о том, что его поиски увенчались успехом и он везет с собой сестру Джанет. Затем он отправился на аудиенцию к королю.
Вернувшись на постоялый двор, где остановилась Джанет, он передал, что молодой король пожелал увидеться с его сестрой. Джанет не могла отказаться, хотя Адам и выглядел несколько смущенным. Взглянув на его расстроенное лицо, Джанет рассмеялась:
- Неужели ты надеялся прятать меня от всего света, Адам? Успокойся, если ты будешь строго придерживаться нашей легенды, никто не прознает про мое "постыдное" прошлое.
Чарльз, которого тоже развеселила физиономия дяди, согласился с матерью и вызвался лично сопроводить ее до королевского двора. Джанет произвела своим появлением фурор. На ней было красивое платье из черного бархата с глубоким декольте и цветочным узором на корсаже, расшитом жемчугом и золотой нитью. Золотистая ткань нижних юбок была усыпана рубинами и жемчугом, равно как и белый шелк, просвечивающий сквозь разрезы в расшитых золотом рукавах. Широкие манжеты были сделаны из отличного венецианского кружева. На шее красовалось ожерелье в виде золотых квадратов, в центре каждого было по рубину. Со среднего же квадрата свисала крупная жемчужина. Второе ожерелье на более длинной нитке ничем не отличалось от первого, разве что было без подвески.
Волосы Джанет с пробором посередине были скрыты под красивым чепцом, в тон цвету платья. С него падала на лицо прозрачная вуаль из черного шелка.
Король был очарован ею. Леди Лесли годилась по годам ему в матери, но, Боже мой, до чего она была красива! Молодая кровь Стюартов и Тюдоров закипела в жилах короля, и он не был бы сыном своих родителей, если бы не намекнул красавице, что хотел бы познакомиться с ней поближе.
Легонько похлопав его по руке и тепло улыбнувшись, Джанет сказала:
- Будь я на десять лет моложе, сир, я серьезно задумалась бы над вашим предложением. А так я просто скажу, что для меня большая честь, что удалось привлечь внимание вашего величества.
- Какой озорник, - сказала она позже своему сыну и брату. Чарльз посмеялся вместе с ней, чего нельзя было сказать об Адаме, лицо которого выражало смятение и шок.
- Господи, да ведь ты ему в бабушки годишься! - воскликнул он.
- Но я не являюсь его бабушкой, - резко ответила Джанет. - Спасибо за напоминание о возрасте, Адам. Черт бы тебя побрал, каким ты стал педантом! Отец на твоем месте посмеялся бы со мной, как это сделал Чарли!
Через несколько дней они выехали в Гленкирк. Но перед этим им нанес визит Фергюс Мор, так что Эдинбург граф Гленкирк покинул, обогатившись на двести пятьдесят фунтов, а леди Лесли стала хозяйкой Глен Ра, прилегающих холмов, озера и острова на нем. Оба были удовлетворены заключенной сделкой.
***
Спустя почти сорок лет Джанет Лесли возвращалась в отчий дом. Пока процессия медленно двигалась по узкой дороге, петлявшей меж холмов, окружавших замок Гленкирк, Анна Макдональд Лесли, графиня Гленкиркская, находясь у себя в спальне, регулярно получала сообщения о продвижении мужа и его сестры. Анна была миловидной женщиной сорока пяти лет с прекрасным цветом лица, красивыми темными волосами и холодными серыми глазами.
- Они уже почти у моста, миледи, - сказала ее старшая служанка. - Мы как раз успеваем спуститься во двор.
- Нет, Ганна, я не собираюсь никуда спускаться. Необходимо, чтобы сестрица моего мужа сразу уяснила себе свое место и поняла, что она всего лишь приживалка на полном нашем обеспечении и что всерьез ее здесь никто воспринимать не намерен. Если этот урок не преподнести ей с самого начала, мне потом придется без конца воевать со старой склочницей, которая лишит всех нас спокойной жизни. Впрочем, спустись, спрячься где-нибудь и понаблюдай за всем незаметно. И возвращайся поскорее.
- Да, миледи.
Пробежав по длинным каменным галереям, Ганна юркнула в небольшую нишу, из которой открывался вид на двор замка. Она успела вовремя. Граф Гленкирк и сопровождавшие его лица как раз миновали ворота. Ганна терпеливо дождалась, когда разойдется вооруженная охрана, и стала внимательно переводить взгляд с одного лица на другое.
Она тотчас же узнала графа и его племянника, сэра Чарльза.
С ними приехали три женщины, две из которых явно были служанками. На третьей же был изящный плащ с поднятым капюшоном. Вот cap Чарльз помог ей спешиться, капюшон упал с головы, и в следующее мгновение у укрывшейся в нише Ганны отвисла челюсть. "Надо подобраться поближе, - не веря своим глазам, решила она. - Она не может быть старшей сестрой милорда!" Выбежав из своего укрытия, она бросилась к прибывшим через весь двор:
- Добро пожаловать домой, милорд. Миледи нездоровится, и она просила извинить ее.
- Спасибо, Ганна. Надеюсь, ничего серьезного? - Нет, сэр. К ужину она обещала быть. Граф встал рядом с незнакомой красавицей:
- Джанет, это старшая служанка Анны, Ганна. Ганна, это моя сестра, леди Лесли. Проводи ее и двух ее женщин в отведенные им покои.
- О, милорд, представляю себе, что подумает о нас леди Лесли, но мы не знали, когда точно ждать вас, к тому же кое-кто из слуг заболел инфлюэнцей. Одним словом, я могу пока предложить миледи и ее спутницам пройти в большой зал, где они согреются с дороги у каминов. А я завершу все приготовления в отведенных для ее светлости покоях.
- Спасибо, Ганна, - проговорила своим музыкальным голосом леди Лесли. Адам, ступай к Анне. И ты тоже, Чарльз. А теперь, Ганна, - Джанет взяла служанку под руку и пошла вместе с ней к дому, - поскольку, как я поняла, для меня ничего еще не готово, я поселюсь в западной башне. Она не занята?
- Не занята, миледи, но...
- Вот и отлично! Знакомься, это Мариан и ее дочь Рут. Они помогут тебе. Я привезла с собой портьеры, ковры, перины, белье и все остальное, чтобы устроиться с комфортом. Проследи за тем, чтобы в башню отнесли мои сундуки. Позаботься о дровах для каминов. А в большой зал меня провожать не нужно, я и сама еще не забыла туда дорогу. Ведь я здесь выросла. Спасибо, Ганна.
Потрясенная служанка с открытым ртом смотрела вслед удаляющейся красавице. Затем, обернувшись к Мариан, Ганна спросила:
- Она что, всегда такая?
- Моя госпожа владела домом, который был в сто раз больше этого, - резко ответила пожилая англичанка. - Представляю себе, в какую камору твоя хозяйка думала ее запихнуть. Но мою госпожу не обманешь, учти. Зато преданность она всегда щедро вознаграждает.
Джанет вошла в центральный холл замка и поднялась по лестнице в большой зал, располагавшийся на втором этаже здания. Справа я слева размещались огромные камины, по обеим сторонам от которых поднимались почти до потолка высокие окна. Прямо перед ней в форме буквы "Т" стоял обеденный стол, по обе стороны от которого тоже были окна. Большой зал, казалось, остался таким же, каким она его запомнила с детства. За исключением лишь двух больших портретов, висевших на стенах над каминами. На одном был изображен отец, каким она его помнила: высокий, крепкий и чувственный. Слезы затуманили ей глаза, и она беззвучно вознесла за него молитву Богу.
Над другим камином висел портрет, на котором была изображена сама Джанет. Она помнила, как отец заказывал этот портрет в Сан-Лоренцо. Джанет стояла в подвенечном платье. Она позировала художнику за несколько дней до того, как ее украли и продали в рабство. С портрета на леди Лесли смотрела невинная и одновременно надменная девочка. Джанет не смогла удержаться от улыбки.
- Ваши волосы теперь посветлее, а так вы почти не изменились, мадам. Вы должны поделиться со мной своим секретом красоты.
Джанет переступила порог зала и увидела миниатюрную блондинку со смеющимися серо-голубыми глазами. Она сидела на длинной скамейке у левого камина.
- Меня зовут Джейн Дундас Лесли, я жена вашего племянника Иана. Простите, что не смогла спуститься во двор и встретить вас, мадам. Но вот с этим особенно не походишь. - Она любовно похлопала себя по животу.
Джанет улыбнулась:
- Я находилась в подобном положении пять раз, дитя мое. Скоро уже?
- Если верить повивальной бабке, то последнюю неделю мучаюсь. Впрочем, мой сын, похоже, не намерен согласовывать свои действия с повитухой. Считалось, что Фиона родит позже, но теперь я далеко не уверена в этом и не удивлюсь, если она даст жизнь своему второму ребенку раньше, чем я произведу на свет первенца.
- Терпение, терпение и еще раз терпение, - посоветовала ей Джанет, присаживаясь рядом. - Сколько тебе лет, Джейн?
- Семнадцать. А сколько вам было, когда вы рожали впервые?
- Почти пятнадцать.
- О Джейн! - вдруг раздался чей-то разочарованный голосок. - Ты все-таки первая с ней познакомилась!
В зал вбежала стройная девушка и тут же устремилась туда, где Сидели Джейн и Джанет.
- Добро пожаловать домой, мама. Меня зовут Фиона. - Она фыркнула, заметив, с каким удивлением Джанет оглядела ее фигуру. - У меня всегда так. Не приходится, как некоторым, живот руками поддерживать. - Она натянула платье на животе, показав лишь небольшую округлость. - Ужасно, правда? Но мне нравится вынашивать детей моему Чарльзу. И потом забавно получается: никто ничего не подозревает, как я вдруг раз - и рожаю!
- Я так понял, мама, что ты уже познакомилась с моей женой, - проговорил, входя в зал, Чарльз.
- Только-только. И с Джейн тоже. Мне было так грустно оттого, что я покидаю твоего старшего брата, и сестру, и всех их детей, но теперь я вижу, мне здесь не дадут соскучиться. Садись, Фиона, дай мне хорошенько взглянуть на тебя.
Девушка Джанет очень понравилась. Даже если бы ей предоставили право самой выбрать суженую для младшего сына, она не смогла бы найти лучше. У Фионы были роскошные волосы, розовое красивое личико, темно-синие глаза, прямой маленький носик и маленькие губки. У нее было умное и доброе лицо.
Джанет вновь обернулась к сыну:
- Тебе передался отцовский вкус в отношении женщин.
- Да, - подтвердил Чарльз, - это верно. Я, как и он, ищу не только смазливую мордашку, но еще ум, преданность и дух. Как видишь, Фиона обладает всеми этими качествами.
На мгновение в глазах Джанет показались слезы, но она тут же отогнала их и спросила тихо:
- А где мой внук?
Он рассмеялся:
- Так и знал, что ты долго не утерпишь, мама. А кстати, вот и он!
В зал вошла румяная молодая женщина, держа на руках пухленького черноволосого младенца. Выражение глаз у ребенка было очень серьезным. Джанет протянула к нему руки, и мальчик с охотой пошел к ней. С минуту они смотрели друг на друга молча, потом малыш коснулся щеки Джанет своей крохотной ручкой и сказал:
- Ма!
- Не совсем, Патрик. Я твоя бабушка. Вновь сев на лавку, она опустила малыша на пол и дала ему золотой браслет, который он тут же сунул в рот.
- Глазам своим не верю, - проговорила Фиона поражение. - Патрик не признает никого, кроме меня, своей няни и отца. Даже дядя Адам не смог расположить его к себе. Что же до леди Анны, то ребенок поднимает крик, едва завидит ее.
- Но я же его бабушка, - просто ответила Джанет, Следующие полтора часа они были заняты разговором. Джанет почему-то живо вспомнились семейные вечера, которые они проводили во дворце Лунного света в обществе госпожи Рефет, Селима и всех его жен с детьми.
Затем пришла Рут и пригласила Джанет в ее покои. Мариан, Рут, Ганна и несколько других слуг поработали на славу. Они произвели генеральную уборку на всех трех этажах западной башни и полностью подготовили ее к приему гостьи. На первом этаже были холл и две маленькие спальни, на втором - столовая и кухня, а на третьем - хозяйская спальня и будуар. Во всех помещениях были камины. Ганна растопила их все, чтобы побыстрее разогнать холодный воздух, застоявшийся в башне, которая давно никем не использовалась.
В будуаре сложили сундуки с платьем, обувью и драгоценностями леди Лесли. Под стеклом буфета сверкали бокалы, хрустальные графины с золотистым хересом и красным вином. Повсюду зажгли ароматизированные восковые свечи.
- Просто чудо, - проговорила Джанет, закончив осмотр своих покоев. Спасибо всем за помощь. Можно мне только попросить у тебя еще об одном одолжении, Ганна? Я хотела бы смыть с себя дорожную пыль. Принеси, пожалуйста, горячей воды. Мариан, ты отнесла ванну в будуар?
- Да, миледи, я поставила ее напротив камина.
- Хорошо. - Джанет вновь повернулась к Ганне. - А потом сходи к моей сестре леди Анне и передай, что я очень хорошо устроилась и с нетерпением жду нашей встречи за обедом.
Только спустя еще примерно полтора часа Ганна наконец смогла вернуться к своей госпоже. Да и то ей пришлось ждать, пока от нее выйдет граф. Она торопливо вошла к леди Анне.
- Боже мой, где тебя носило? Три часа прошло! Как я поняла, сестра мужа притащила за собой еще двух служанок. Ей придется их уволить. Я не собираюсь кормить дополнительно два рта. Да она и сама наверное, немногим от них отличается! Уволить и все, ничего не хочу знать. Достаточно того, что я буду содержать ее. Уж молчу про ее сына, его жену и детей.
- Миледи... Мне кажется, леди Лесли вполне способна позволить себе содержание двух служанок. Это мать и дочь, они с ней уже много лет.
- Хорошо, я сама с ней поговорю, Ганна, Ты проводила ее в ее комнату в северном крыле?
- Нет, миледи. Леди Джанет решила поселиться в западной башне.
- Решила?! Я же говорила, что мы получим старуху диктаторшу, которая тут же начнет всем распоряжаться! Нет, я не позволю ей (есть нам на шею. Вот что, Ганча. Проследи за тем, чтобы ее вещи перенесли в ту комнату в северном крыле. Придется, видимо, проявить больше твердости. Я не хотела, видит Бог, но нет другого выхода. Ну что еще?
- Мадам, мне кажется, вам следует прежде встретиться с леди Лесли. Я не смогу заставить ее переехать из башни, в которой она уже устроилась.
Лицо графини исказилось яростью, но затем она сказала:
- Да, ты права. Видимо, мне лично придется указать старухе ее место!
- Она вовсе не старуха, миледи.

Эй, Немой, не вздумай расплескать! Почему у тебя такое испуганное лицо. Рут? За Немого не беспокойся. Наша хозяйка с ним очень ласкова. Стоит ему услышать ее голос, как лицо его туг же расплывается в улыбке. Жаль, он говорить не может, а то сам бы это подтвердил. Ладно, неси поднос и взяв у хозяйки из буфета вино.
Камин заново растопили, и перед ним стоила вода, от которой поднимался горячий нар. Рут поставила поднос па стол и принесла еще хрустальный графин с вином и два кубка из личного сервиза Джанет.
- Подойди, Рут, - приказал ей лорд Хей.
Застенчиво потупив глаза, девушка приблизилась к кровати. Хозяин Грейхевена сел на постели и сунул девушке за корсаж дне золотые монеты. Та прижала руки к груди и зарделась.
- Колин! - весело, но тоном легкого упрека проговорила Джанет. - Не смей баловать мою Рут.
В глазах Колина блеснули задорные искорки - Я вот подумал... Может, она мне потрет спину?! Потрешь, Рут?
На лице девушки отразился ужас. Джанет отпустила ее, и Рут, благодарно улыбнувшись, выбежала из комнаты.
- Колли! Она еще невинна и к тому же получила хорошее воспитание.
- Недолго ей осталось ходить в девушках, учитывая то, какими глазами на нее смотрит Рыжий Хью. - Колин обернулся к Джанет и обнял ее. - Какая ты теплая, мягкая и... - Он втянул носом воздух. - От тебя удивительно хорошо пахнет...
- Я приняла ванну перед сном на рассвете.
- Пойдем примем еще.
- С меня и одного раза достаточно.
- Скоро ты будешь другого мнения.
С этими словами он придвинулся и стал, смеясь, осыпать ее лицо поцелуями.
- Боже, нет... - прошептала она слабо, но тело ее уже начало двигаться в ритм с его телом.
Через несколько минут Колин улыбнулся ей сверху вниз и проговорил:
- Теперь тебе нужно опять принять ванну, дорогая.
Джанет невольно прыснула, поднялась с постели, вошла в воду и спросила:
- Неужели ты всегда привык добиваться своего?
- Всегда, - присоединяясь к ней, ответил он. Мариан подумала о новом куске свежего цветочного мыла. Джанет тщательно намылилась, потом кинула мыло лорду Хею, а сама, ополоснувшись, вышла из ванны. Вытершись полотенцем, она ушла в будуар и через несколько минут появилась оттуда в светло-розовом шелковом кафтане и мягких лайковых домашних туфлях. К тому времени Калин уже натягивал на себя одежду. Джанет пересекла комнату и села за стол:
- Что вы будете, милорд? Вино или эль?
- Эль. - Он сел напротив нее.
Наполнив кубок элем и положив на тарелку кусок мяса, ломоть хлеба и половину меда в сотах, она передала ему еду. Завтракал лорд Хей молча и с аппетитом. Кубок он осушил в три глотка. Джанет тут же вновь подлила ему эля.
- А ты почему не ешь?
- Я жду, когда Мариан принесет мне кофейник. Что-то медлит. Наверное, не хочет мешать нам.
- Вздор, - послышался от двери голос пожилой англичанки. - Просто мне сейчас пришлось иметь дело с леди Анной.
- Боже мой, она здесь?
- Была, мадам. Была. Я отослала ее.
- Что это на нее вдруг нашло? До сих пор она приходила ко мне в башню лишь однажды. Зачем она пришла сейчас?
- Она знала, миледи, что вчера вечером вы принимали ванну. А сегодня утром она случайно столкнулась с Немым, который опять таскал к вам воду. К тому же со вчерашнего вечера никто не видел лорда Хея. Она заподозрила неладное.
- Она завидует! Ну и как же ты от нее избавилась?
- Я сказала, что вы принимаете ванну и сейчас не можете с ней встретиться. Леди Анна здорово разозлилась. - Мариан захихикала. Джанет тоже рассмеялась:
- Спасибо, подруга.
Мариан поставила на стол кофейник.
- Я сама приготовлю кофе, - сказала Джанет. - А ты стой в дверях и не пускай пока этого дракона.
- Это турецкий кофе? - спросил Колин, когда Мариан оставила их.
- Да, мне присылает его моя подруга Эстер Кира.
- Сделай и для меня тоже.
Она кивнула:
- А откуда ты знаешь, что на свете бывает турецкий кофе?
- Я много плавал по Средиземноморью. Был в семье младшим ребенком и зарабатывал на жизнь самостоятельно. И каждый раз, как я женился, денег у меня прибавлялось. На приданое своих супруг я снаряжал торговые суда на Восток. Так что не вы одна здесь такая богатая, мадам.
- Ты не любил ни одну из своих жен?
- Мойра, моя первая, была бесцветной и серой женщиной. Она умерла при родах, произведя на свет такое же бесцветное и серое существо. Дочь Маргарет. Она сейчас монашка. Заезжает ко мне раз в два года. Все вздыхает, глядя на мой образ жизни, на мою очередную любовницу и на состояние моей души. Уезжает с обещанием молиться о моем спасении, и я не сомневаюсь, молится.
Вторую жену, Юфимию, я убил вот этими руками, когда застал ее в постели со своим старшим конюхом. О, это была ненасытная сучка! К счастью, у меня нет от нее детей.
Ближе всех была мне последняя жена, Эллен. Это была мягкая, нежная и очень добрая женщина. Она умело вела хозяйство, и я с ней всегда отдыхал душой. Она подарила мне двоих сыновей, Джеймса и Гилберта. И никогда не попрекала меня любовницами, коль скоро те не попадались ей на глаза. Я делал для этого все возможное. Она умерла зимой пять лет назад. - Он внимательно взглянул на нее. - А ты? Любила своего мужа?
Несколько мгновений в комнате стояла мертвая тишина, а потом Джанет проговорила:
- Да.
- И это все, что ты можешь сказать?
Она нахмурила лоб, пытаясь собраться с мыслями.
- Я любила своего мужа день ото дня все больше. Когда он умер, мне тоже не хотелось жить. Я стояла почти у края могилы. Меня спас мой сын. Иначе мы бы сейчас с тобой здесь не сидели.
Наклонившись через стол, он взял ее за руку. Глаза их встретились.
- Если ты подаришь мне хотя бы сотую долю этого чувства, дорогая, с меня будет вполне достаточно.
Она улыбнулась и передала ему глазурованную чашку с дымящимся кофе:
- Лед?
Он взял из пиалы кубик, кинул в чашку и осушил ее одним махом.
- А теперь, милорд, прежде чем сюда ворвется Анна и устроит безобразную сцену...
Он улыбнулся и подошел к буфету, около которого возилась Рут.
- Не пускай сюда этого дракона, милашка, - весело сказал он и легонько шлепнул девушку по заду. Прыснув, та убежала.
- Что ты за человек! - со смехом воскликнула Джанет. - Могу побиться об заклад, через несколько дней Мариан и Рут будут тобой очарованы. Особенно Мариан, которая, как я думаю, никогда не простит мне, что я допустила в свою постель мужчину.
- Она была с тобой с самого начала? - спросил Колин.
- Нет, не с первого года. Муж подарил мне ее, когда узнал о том, что я беременна нашим первым ребенком. Он купил ее у работорговца вместе с мужем.
- А как звали мужа?
- Мужа Мариан? Алан Браун.
- Твоего мужа, - уточнил Колин. - Ты всегда вспоминаешь о нем как о "моем муже" или "моем господине". Но у него, конечно, было христианское имя? Назови.
- Нет, - ответила Джанет негромко. - Не назову. Глаза их вновь встретились, и Колин проговорил:
- Твой Чарльз и мой младший сын Гилберт были в школьные годы большими приятелями. Спустя примерно год после того, как Чарльз объявился в Гленкирке, по нашим местам прокатилась какая-то хворь. Монахи в аббатской школе с ног сбились и были вынуждены обратиться за помощью к родителям школяров. Эллен как раз похоронила очередного младенца и не могла приехать. Мне ничего не оставалось, как собраться в дорогу, чтобы ухаживать за больным Гилли. Чарльз тоже слег, но Анна не могла оставить Иана и Агнес, поэтому я взялся ухаживать и за твоим сыном. Так вот, будучи в беспамятстве, Чарльз говорил по-турецки. Я понимаю этот язык, поскольку много плавал и повидал турок.
Джанет затаила дыхание.
- Он говорил странные вещи, - продолжал Колин. - Вспоминал своего отца-"султана", тетю Зулейку, которая умерла в Мраморном дворе, своего брата Сулеймана и сестру Нилюфер. Но больше всего он говорил о своей матери бас-кадине. Он рыдал, говорил, что вынужден был оставить мать и отца и, наверное, уже никогда их больше не увидит. При этом мальчишка был очень обеспокоен тем, что кто-нибудь узнает, кто он такой. Это, если верить его словам, грозило смертью его матери. Когда Чарльз выздоровел, я не расспрашивал его ни о чем.
- Спасибо тебе, Колин. Все это прошлое, которое уже не имеет никакого значения.
- Но мне интересно, Джанет. И я хочу теперь узнать все от тебя.
- У тебя нет на это права.
- Есть, - спокойно ответил он. Сев на смятую постель, он заставил ее сесть рядом. - Вчера вечером я говорил, что ждал тебя сорок лет. Ты обвинила меня бог знает в чем, но я ведь не лгал, моя дорогая. Я отлично помню, как бегал за тобой, когда ты с отцом находилась при дворе. Тогда я уже начал интересоваться женским полом, и ты произвела на меня большое впечатление. Я помню, конечно, наши игры в детстве, но это было не то. При дворе я увидел тебя в ином свете. Ты уже перестала быть ребенком, но еще не стала женщиной. А я был пылким юношей. Боже мой! Я отлично помню, как ты кокетничала с этим прохвостом, кузеном короля! Ты уже уплыла в Сан-Лоренцо, а при дворе тебя долго еще вспоминали, как "рыжую бестию Лесли". Потом до нас дошли слухи о том, что ты помолвлена с наследником этого чертова герцогства, а вскоре стало известно, что тебя похитили. Король предлагал мне выгодных невест, но я и слышать ничего не хотел. Первую свою жену я взял, когда мне было уже двадцать пять, да и то лишь для того, чтобы сделать приятное отцу, которому отчаянно хотелось иметь внуков, наследников Грейхевена...
Моя вторая жена, Юфимия Кейт, имела рыжие волосы. Вероятно, я женился на ней, думая, что она похожа на тебя.
- И что? - заинтересованно спросила Джанет.
- Увы, и тени сходства не оказалось. Мы с твоим Чарльзом очень сблизились, и он показал мне медальон, который ты дала ему, чтобы он тебя не забывал. Кстати, кто его нарисовал?
- Фирузи.
- Кто такая?
- Мы были с ней сестрами по несчастью.
- Она тоже была красивой?
- Не то слово! Гораздо красивее меня. Миниатюрная блондинка с глазами цвета бирюзы. Фирузи была моей лучшей подругой.
- А Зулейка?
Джанет рассмеялась:
- Ты вцепился в меня мертвой хваткой, как я погляжу.
- Расскажи!
- Нет, Колли. Не могу. Здесь замешана политика. Тебе не понять.
- У меня у самого имеются кое-какие догадки и подозрения. Если я прав, значит, информация, попав в чужие руки, может принести много вреда, не так ли? Знаешь, когда мне сказали, что ты была замужем за каким-то купцом-христианином, я не поверял. Скорее ты была одной из жен какого-нибудь восточного монарха. А Чарльз, наверное, принц в своей земле.
- Чарльз - шотландец, и его родина - Шотландия, - резко ответила Джанет. Он прожил здесь большую часть своей жизни. Если бы я тогда не переправила его сюда, он бы погиб. В каждой стране хватает недовольных, и если бы открылось, что Чарльз жив, тогда смертельная опасность угрожала бы уже его брату. И хватит об этом. Колли! Я тебе больше ничего не скажу.
Не успел он ничего на это ответить, как в комнату влетела Марка":
- Мадам, эта женщина вернулась. Стоит в прихожей, с места не сдвинуть!
Джанет поднялась с постели, спокойно пересекла комнату и приблизилась к занавеске сбоку от камина. Она повернула скрытый рычаг, сработанный в виде каменного узора на каминной доске, отдернула занавеску, и за ней открылась потайная дверца.
- Спустись на два пролета вниз и увидишь слева выход.
Он поцеловал ей руку и скрылся за дверцей. Обернувшись к Мариан, Джанет сказала:
- Передай леди Анне, что я готова принять ее.
Глава 43
Наступило бабье лето, и деревья украсились праздничными нарядами. В глаза било желтым, золотистым, красным и бурым многоцветьем. Дни стали короткими, а ночи длинными и холодными. Джанет пообещала каждому рабочему по бушелю белой муки и по откормленному поросенку, если они закончат дом до дня Святой Маргариты. Те не подвели ее, и после праздничной мессы Джанет лично раздавала подарки. Вдобавок она решила наградить каждого рабочего золотой монетой, а их старшина получил целых пять. Надо сказать, он был сильно удивлен и польщен тем, что его включили в церемонию раздачи денег.
Вознаграждение он получил на месте лично из рук леди Джанет. Радость старшины; впрочем, несколько поблекла, когда он понял, что щедрая клиентка не уйдет до тех пор, пока он не расплатится со всеми своими людьми. Рабочие же усмехались, благодарно глядя на леди Лесли. Они-то знали, что если бы она ушла раньше времени, то не видать им платы как своих ушей. Теперь же можно не беспокоиться, как их семьи переживут грядущую долгую зиму.
Шиэн должен был торжественно открыть свои двери тринадцатого ноября, в день Святого Эндрю. Следующие две недели было решено посвятить завозу мебели и найму прислуги. Анна, между прочим, утверждала, что Джанет будет трудно найти себе толковых слуг, ибо местный народец-де ленив и работать не любит. Однако все вышло иначе. От желающих работать у леди Джанет не было отбою, ибо по округе быстро разнесся слух о том, что она хорошая хозяйка и платит авансом за год. К тому же рабочие заверили всех, что в комнатах, отведенных для слуг, жить будет тепло и уютно, ибо камины установили повсюду.
За неделю до того как въехать в новый дом, Джанет позвала к себе после ужина сына. В спальне весело потрескивали дрова в камине, на столе дымился турецкий кофе.
Когда они сели и пригубили ароматного крепкого напитка из глазурованных чашек, Чарльз проговорил:
- Ты не рассказывала мне, почему перебралась в Шотландию. Ты здесь уже полгода, а я до сих пор ничего не знаю.
- По моей подсказке твой брат взял себе вторую жену, Карем - "Смешливую". Я нарочно подсунула ее Сулейману, чтобы оторвать от Гюльбейяр. Но хорошего из этого ничего не вышло, потому что он испытывает дурную склонность к моногамии. Сулейман просто переключил свое внимание с мягкого пассивного котенка на властолюбивую тигрицу. Карем родила твоему брату трех сыновей и дочь. А Гюльбейяр теперь отбывает ссылку в Магнезии, где твой племянник принц Мустафа сидит наместником Сулеймана. Когда я узнала о том, что в Стамбуле объявился твой дядя Адам и что он разыскивает меня, я расценила это как знак свыше и решила вернуться на родину. Для этого пришлось инсценировать мою смерть. Понимаешь, выбор у меня был невелик: либо я должна была исчезнуть, либо нужно было избавиться от Карем. Дважды за последний год она пыталась меня отравить. Сулейман же обожает ее, и мне не хотелось причинить ему боль. Поэтому я и отправилась в Шотландию.
- Я бы задушил ее! - мрачно изрек Чарльз.
Джанет усмехнулась:
- - Это в тебе заговорил турок. Все-таки ты сын своего отца, принц Карим.
- Мне было всего шесть лет, когда я покинул империю, мама, но я ничего не забыл. Уже здесь, живя в аббатстве, я часто по ночам предавался воспоминаниям. Даже вслух, но шепотом, конечно. Скажи, как там тетушки Фирузи и Сарина? Они живы?
- Да, и живут сейчас в семьях дочерей Фирузи. Сарина воспитывает внука Сулеймана.
- А отец? Как он умер? Сюда дошли лишь слухи о его смерти. По атому случаю устроили большой праздник, в церквях возносились благодарственные молебны. Отрезвление пришло, лишь когда Сулейман показал свои зубы, осадив Белград.
- Селим умер от рака, который разъедал его изнутри много лет. Умер во время военного похода.
- Я буду молиться за него, мама.
- И ты в этом будешь не одинок, сын. Я молюсь за него каждый день.
- - Но это не помешало тебе взять любовника. На мгновение в ее зеленых глазах, обращенных на сына, сверкнули гневные огоньки. Но затем Джанет рассмеялась:
- Ты потрясен этим, Чарльз, не так ли? Турецкое воспитание вновь дает себя знать. Твоя тетушка Анна твердо убеждена, что на Востоке живут одни грешники и сластолюбцы. Представляю себе, каково было бы ее удивление, если бы она узнала, что на самом деле они гораздо нравственнее тех же шотландцев. Да, Чарльз, лорд Хей - мой любовник, и хватит об этом. Не лезь не в свое дело. Впрочем, надеюсь, ты будешь с ним по-прежнему учтив.
- Я хорошо отношусь к нему, мама, и всегда так относился. И даже думаю, что тебе не помешает выйти за него замуж, если он сделает предложение.
- Он уже сделал.
- Мама!
- Но я отказала. Я не хочу ни за кого выходить, Чарльз. И вообще хватит. Бога ради! Я пригласила тебя вовсе не для того, чтобы обсуждать эти темы. После тринадцатого ноября я переезжаю в Шиэн и хочу позвать туда тебя. Я распорядилась отвести для тебя, Фионы и детей восточное крыло. Все равно рано он не расплатится со всеми своими людьми. Рабочие же усмехались, благодарно глядя на леди Лесли. Они-то знали, что если бы она ушла раньше времени, то не видать им платы как своих ушей. Теперь же можно не беспокоиться, как их семьи переживут грядущую долгую зиму.
Шиэн должен был торжественно открыть свои двери тринадцатого ноября, в день Святого Эндрю. Следующие две недели было решено посвятить завозу мебели и найму прислуги. Анна, между прочим, утверждала, что Джанет будет трудно найти себе толковых слуг, ибо местный народец-де ленив и работать не любит. Однако все вышло иначе. От желающих работать у леди Джанет не было отбою, ибо по округе быстро разнесся слух о том, что она хорошая хозяйка и платит авансом за год, К тому же рабочие заверили всех, что в комнатах, отведенных для слуг, жить будет тепло и уютно, ибо камины установили повсюду.
За неделю до того как въехать в новый дом, Джанет позвала к себе после ужина сына. В спальне весело потрескивали дрова в камине, на столе дымился турецкий кофе.
Когда они сели и пригубили ароматного крепкого напитка из глазурованных чашек, Чарльз проговорил:
- Ты не рассказывала мне, почему перебралась в Шотландию. Ты здесь уже полгода, а я до сих пор ничего не знаю.
- По моей подсказке твой брат взял себе вторую жену, Карем - "Смешливую". Я нарочно подсунула ее Сулейману, чтобы оторвать от Гюльбейяр. Но хорошего из этого ничего не вышло, потому что он испытывает дурную склонность к моногамии. Сулейман просто переключил свое внимание с мягкого пассивного котенка на властолюбивую тигрицу. Карем родила твоему брату трех сыновей и дочь. А Гюльбейяр теперь отбывает ссылку в Магнезии, где твой племянник принц Мустафа сидит наместником Сулеймана. Когда я узнала о том, что в Стамбуле объявился твой дядя Адам и что он разыскивает меня, я расценила это как знак свыше и решила вернуться на родину. Для этого пришлось инсценировать мою смерть. Понимаешь, выбор у меня был невелик: либо я должна была исчезнуть, либо нужно было избавиться от Карем. Дважды за последний год она пыталась меня отравить. Сулейман же обожает ее, и мне не хотелось причинить ему боль. Поэтому я и отправилась в Шотландию.
- Это вы задушил ее! - мрачно изрек Чарльз.
Джанет усмехнулась:
- Это в тебе заговорил турок. Все-таки ты сын своего отца, принц Карим.
- Мне было всего шесть лет, когда я покинул империю, мама, но я ничего не забыл. Уже здесь, живя в аббатстве, я часто по ночам предавался воспоминаниям. Даже вслух, но шепотом, конечно. Скажи, как там тетушки Фирузи и Сарина? Они живы?
- Да, и живут сейчас в семьях дочерей Фирузи. Сарина воспитывает внука Сулеймана.
- А отец? Как он умер? Сюда дошли лишь слухи о его смерти. По этому случаю устроили большой праздник, в церквях возносились благодарственные молебны. Отрезвление пришло, лишь когда Сулейман показал свои зубы, осадив Белград.
- Селим умер от рака, который разъедал его изнутри много лет. Умер во время военного похода.
- Я буду молиться за него, мама.
- И ты в этом будешь не одинок, сын. Я молюсь за него каждый день.
- - Но это не помешало тебе взять любовника. На мгновение в ее зеленых глазах, обращенных на сына, сверкнули гневные огоньки. Но затем Джанет рассмеялась:
- Ты потрясен этим, Чарльз, не так ли? Турецкое воспитание вновь дает себя знать. Твоя тетушка Анна твердо убеждена, что на Востоке живут одни грешники и сластолюбцы. Представляю себе, каково было бы ее удивление, если бы она узнала, что на самом деле они гораздо нравственнее тех же шотландцев. Да, Чарльз, лорд Хей - мой любовник, и хватит об этом. Не лезь не в свое дело. Впрочем, надеюсь, ты будешь с ним по-прежнему учтив.
- Я хорошо отношусь к нему, мама, и всегда так относился. И даже думаю, что тебе не помешает выйти за него замуж, если он сделает предложение.
- Он уже сделал.
- Мама!
- Но я отказала. Я не хочу ни за кого выходить, Чарльз. И вообще хватит. Бога ради! Я пригласила тебя вовсе не для того, чтобы обсуждать эти темы. После тринадцатого ноября я переезжаю в Шиэн и хочу позвать туда тебя. Я распорядилась отвести для тебя, Фионы и детей восточное крыло. Все равно рано или поздно имение станет твоим, так почему бы тебе не получить сейчас хотя бы часть его? Я не хочу, чтобы ты находился в зависимости от моего брата и его жены. В Эдинбурге у вас есть дом, но я знаю, что Фиона не хочет там жить. Словом, переезжайте вместе со мной, а городской дом можно сдавать за хорошие деньги.
- Мама! У меня слов нет! Мне даже не потребуется бежать сейчас к Фионе и спрашивать ее мнения. Спасибо тебе огромное! Наконец-то у нас появится своя крыша над головой! - Впрочем, он тут же помрачнел. - Но мы не сможем платить за жилье...
- Вам и не придется, Чарльз. Шиэн мой. И все хозяйственные расходы, равно как и содержание штата прислуги, лежат только на мне. Твой брат снабдил меня немалыми средствами и обязался ежегодно пополнять мой счет, открытый в эдинбургской конторе дома Киры. Кроме того, я забрала с собой из Турции личные драгоценности.
Чарльз в порыве благодарности стал осыпать поцелуями ее руки.
- Спасибо, спасибо... - шептал он.
- Пойди скажи Фионе. Что касается вашей личной жизни, то на этот счет можешь быть спокоен: я не стану в нее влезать. Восточное крыло дома полностью ваше. А западное мое. Ладно, о деталях поговорим утром. - Она проводила его до двери и поцеловала на прощание. - Спокойной ночи, сын. Будешь спускаться, позови ко мне Мариан.
- Вы сделали доброе дело, мадам, - проговорила появившаяся в комнате спустя несколько минут пожилая англичанка. - Чарльз летел отсюда будто на крыльях, так был счастлив.
- Ладно тебе, Мариан, можно подумать, ты всерьез считала, что я возвела этот огромный сарай для одной себя.
- Это не сарай, а замок, достойный аристократов, мадам.
- Я тоже так думаю, - промурлыкала довольная Джанет.
- И как вам только удалось все это? Впрочем, нет, не говорите. Чую, когда придет ваше время, вы оставите сыну в наследство титул графа. Когда в ваших глазах начинают поигрывать такие искорки... Джанет рассмеялась:
- Хватит болтать! Принеси-ка лучше мою светлую ночную рубашку из золотистого шелка и халат. Сегодня новолуние. Я думаю, лорд Хей придет.
Мариан помогла Джанет раздеться, унесла платье и нижние юбки, затем поставила в спальне перед камином небольшую ванну, принесенную из будуара, наполнила ее теплой водой, разведя кипятком из чайника, и добавила несколько капель душистого масла из хрустального флакончика. Джанет неподвижно стояла в ванне, ожидая, пока служанка ополоснет ее ароматической водой.
- Это неслыханно, чтобы женщина ваших лет так выглядела! - бормотала Мариан.
Она обернула свою госпожу теплым полотенцем и вытерла насухо, затем взяла себе на ладонь из золотого пузырька немного нежного масла и растерла им Джанет с ног до головы. После этого усадила ее за туалетный столик и расчесала ей волосы.
- Поднимитесь, мадам.
Мариан слегка присыпала кожу Джанет ароматической пудрой и втерла ее мягкой шелковой тканью. Потом помогла ей надеть шелковую ночную рубашку с завязками на плечах и талии, глубокий вырез которой был отделан тончайшим кружевом. Джанет набросила подходящую накидку, отороченную по всей длине темным соболем и завязанную у горла шелковой ленточкой.
- Не понимаю, зачем было так стараться, - проворчала Мариан. - Все равно он сорвет это с вас за одну минуту.
- Но разве Селим был не такой?
- Это верно, мужчины все одинаковые. Мариан унесла ванну обратно в будуар, а когда вернулась в спальню, сказала:
- Я попросила Рут принести вино, хлеб и кусок мяса. Все на буфете. На дворе уже ночь, холод, и мне кажется, его светлость, пока доскачут сюда, успеют нагулять хороший аппетит.
- Где твоя дочь?
- Спит. Одна. Уж я об этом позаботилась! Рыжий Хью сегодня весь день увивался вокруг нее.
- Я бы не стала возражать против их брака, Мариан. Но я предупредила его лично, чтобы он не пытался обмануть девушку.
- Спасибо, мадам. Он неплохой мальчуган, но уж больно опытен в этих делах. А моя Рут сама невинность.
- Не беспокойся, подружка. Она мне как родная дочь, и я не допущу, чтобы с ней плохо обращались.
- Я знаю, миледи. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Мариан.
Джанет подошла к камину, сняла с полки маленький горшок, достала оттуда горсть цветков алоэ и кинула в огонь. Потом встала у окна и стала вглядываться в серебристо-черную ночь. Высоко в темное небо выкатился месяц. Джанет знала, что Хей скоро придет. Он уже с месяц регулярно наносил ей поздние визиты, проникая в замок Гленкирк через потайную дверь у основания башни, о существовании которой, кроме них двоих, знали еще только Мариан и Рут. Джанет отыскала ее еще в детстве.
Почувствовав дуновение сквозняка в спину, она обернулась. В комнате, отогнув гобелен, появился Хей. Стянув перчатки, он бросил их и свой плащ на деревянную скамеечку у камина.
- Боже праведный, до чего ж холодно сегодня! - Он раскрыл ей свои объятия. - Иди сюда, согрей меня.
- Охота была замерзать! Нет уж, благодарю, милорд. Сначала извольте оттаять, а потом будем обниматься. - Подойдя к буфету, она вынула оттуда графин и бокал, налила и передала ему. - Есть хочешь? Мариан оставила свежий хлеб и баранину.
- Успеется. - Он залпом осушил бокал. - На тебе сегодня такой наряд... Так и хочется разорвать его а клочья! Если не хочешь, чтобы его постигла печальная судьба, лучше сними сама.
Развалившись на постели, он наблюдал за ней. Джанет мучительно медленно развязывала тонкими, изящными пальцами тесемку накидки. Наконец та упала на пол. Джанет развязала бретельки на плечах и распустила пояс. У него перехватило дыхание, когда он увидел сползающий по ней шелк ночной рубашки. Обнажив ее полные груди, округлые бедра и стройные икры, он упал изящными складками у нее в ногах. Она вышла из него и легла на постель рядом с Хеем:
- Добрый вечер, лорд Хей.
- Миледи... - Хохотнув, он склонился к ее грудям и притронулся к каждой нежным поцелуем. Соски тут же возбужденно отвердели. - Вот это правильно.
Поднявшись с постели, он разделся.
Едва дождавшись, когда он предстанет перед ней обнаженный, она жадно притянула его к себе, и он быстро овладел ею. Уже через несколько минут они, насытившись, лежали рядом и, широко открытыми ртами ловя воздух, пытались отдышаться. В спальне слышалось лишь их шумное дыхание. Наконец Джанет проговорила:
- Ну что, милорд, теперь согрелись?
- Да, но вместе с тем и проголодался, - с улыбкой ответил он и, поднявшись с постели, направился к буфету, где его ждали обещанный хлеб и мясо.
- Принеси мне немного вина. Колли. - Он протянул ей бокал, и она стала медленными глотками пить. - Сегодня я сказала Чарльзу, что он может занять восточное крыло Шиэна. Он пришел в восторг.
- И было от чего, черт возьми! Ты слишком щедра, но в то же время я рад, что рядом с тобой будет находиться надежный человек.
- Рыжий Хью, между прочим, тоже надежен. И он тоже будет жить там.
- Он все еще бегает за твоей Рут?
- Бегает, но ему придется сделать ей предложение, если он всерьез надеется получить от нее то, что хочет. Дочь Мариан не относится к числу тех потаскушек, которые отдаются первому встречному под забором.
- Ты думаешь, он на ней женится?
- Да, думаю. То, что он хочет от нее получить, не даст ему никакая другая женщина, даже девственница. Мой племянник, похоже, пока еще сам этого не понял, но он полюбил.
- Что до Рут, - проговорил Колин, усмехаясь, - то она, конечно, строго следуя твоим инструкциям, сначала помучает его хорошенько и только потом пойдет к алтарю. Я тебя знаю, Джан!
Она рассмеялась:
- В чем ты меня подозреваешь? Я просто хочу для них счастья!
- Ну раз ты этого захотела, значит, оно у них, считай, в кармане, моя дорогая. Между прочим, если ты согласишься выйти за меня, то я тоже буду счастлив.
- Колин, милый, я отдам тебе свою любовь, свое тело, свою верность и даже деньги, если уж на то пошло! Но я больше никогда не выйду замуж! Мне было бы очень приятно быть хозяйкой тебе, но еще приятнее чувствовать, что ты хозяйка самой себе.
- Вопрос все же еще не закрыт. - В глазах его сверкнули задорные огоньки.
Поставив бокал на столик у постели, она протянула к нему руки. Лорда Хея не нужно было просить дважды. На этот раз они никуда Не торопились, отдаваясь друг другу медленно и нежно. Он старался продлить удовольствие ей, а она ему. Сон пришел к ним, лишь когда на небе стала закатываться луна.
Глава 44
Шиэн был торжественно открыт на день Святого Эндрю в 1533 году. Джанет находилась на родине уже шесть месяцев. На новоселье устроили большой праздник. Леди Шиэн наняла в свой штат повара, управляющего, с десяток служанок по дому и по кухне, прачку с двумя помощницами, мальчишку-посыльного, трех молочниц, главного конюха и трех обычных конюхов, главного охотничьего егеря и двух обычных егерей, двадцать солдат охраны и их капитана Рыжего Хью, своих личных слуг, двух нянек для внуков и священника. Одним словом, она взяла на себя ответственность за обустройство и столование пятидесяти трех душ, не считая своей собственной семьи, которая состояла помимо нее самой из Чарльза, Фионы и двух их детишек - Патрика и Чарльза-младшего. Впрочем, нельзя сказать, что леди Джанет хозяйство казалось таким уж большим.
Праздник устроили для узкого семейного круга. Были приглашены граф Гленкирк с супругой. Иан со своей хорошенькой Джейн, которая снова была беременна. Что же до их пятимесячного первенца Патрика, то его все звали Маленьким Патриком, чтобы отличать" от старшего двоюродного брата, ребенка Чарльза и Фионы, которому в январе должно было исполниться два годика. Из женского монастыря, что близ Эдинбурга, приехала сестра Мэри Агнес, племянница Джанет, в компании своей подруги сестры Маргарет, незадачливой дочери Колина. Сам же хозяин Грейхевена появился в окружении сыновей; наследника Джеймса, державшего под руку свою невесту Джин Гордон, и Гилберта, обрученного с Элис Гордон, младшей сестрой Джин.
Гилберту Хею стукнуло уже двадцать. Вполне возможно, что его двенадцатилетняя нареченная невеста Элис Гордон и стала бы в будущем писаной красавицей, но пока она его как женщина, конечно, не интересовала. Он неплохо освоился в Шиэне, что стало ясно спустя несколько месяцев, когда две служанки Джанет со слезами на глазах признались в беременности и обе указали на Гилберта как на причину своих бед.
- Господи, неужели ему так трудно удержать свой стручок в штанах хоть на одну ночь? - возмущенно набросилась Джанет на лорда Хея. - Подумать только, сразу двух девушек осчастливил! А тебе известно, как нелегко подыскать толковых служанок? Боже мой, кто тебя надоумил обручить его с двенадцатилетней малышкой?! Они в лучшем случае смогут стать мужем и женой не раньше чем через два года! А к тому времени он соблазнит всех здешних женщин в радиусе пятидесяти миль!
В том году канун Крещения выдался особенно веселым, ибо в Шиэне сыграли свадьбу незаконнорожденного сына Адама Гленкирка с самой юной служанкой леди Джанет Рут Браун. Как и предсказывал Колин, Рут сначала хорошенько помучила Рыжего Хью и только после этого встала с ним перед алтарем. А с мертвой точки, как ни удивительно, дело сдвинула мать счастливого жениха. Совершенно неожиданно она вышла замуж за одного преуспевающего местного фермера, который вскоре оставил ее вдовой.
Как-то во время откровенного разговора с сыном она сказала:
- Ты всегда желанный гость в этом доме, Хью, но скажи, разве ты не видишь, как мне нелегко с осиротевшими детьми Джорди? Одной готовкой и штопкой заниматься гораздо больше, чем в те времена, когда мы с тобой жили вдвоем. Ума не приложу, почему ты все никак не женишься на хорошенькой Рут, что служит у леди Джанет? Она милая девушка и будет доброй хозяйкой в твоем доме. Кто знает, может, ее госпожа подарит вам собственное жилье.
- Да с меня будет достаточно и того дома, где жили мы с тобой, - со вздохом проговорил Хью.
- Нет, сынок. Твой дед пустил нас жить туда, но дом этот никогда нам не принадлежал. И выйдя за Джорди, я вернула его Гленкиркам. А ты так и знай: либо женишься, либо всю жизнь проживешь в казарме!
Возвращаясь от матери и замерзая на студеном ветру. Рыжий Хью впервые, пожалуй, всерьез задумался над этим делом. Всю ночь он проворочался без сна на холодной комковатой постели под храп и стоны солдат, вернувшихся с дежурства. Весь следующий день его не оставляли мысли о миловидной девушке с мягкими темными волосами и веселыми голубыми глазами, в которых угадывалось с трудом скрываемое сожаление, когда ей приходилось давать Хью от ворот поворот, стоило ему в очередной раз выказать свое расположение. К исходу дня он окончательно решился и, придя к тете Джанет, сразу выложил все начистоту:
- Я хочу жениться на Рут Браун.
- Ты уже говорил с ней? - спросила Джанет.
- Нет, сначала хотел спросить разрешения у вас. И если вы не будете возражать, я с тем же самым пойду к Мариан. А уж потом только поговорю с Рут.
- Ты правильно поступаешь, Хью. Что ж, мое благословение у тебя в кармане. Мариан, иди-ка сюда! - позвала она свою служанку, которая чистила в будуаре ее платье. - Хью просит у тебя позволения жениться на Рут. Я не возражаю, но это ничего, конечно, не значит. Если ты не хочешь видеть его в своих зятьях, не обращай на меня внимания.
Мариан пристально вгляделась в будущего жениха.
- А что, - язвительно спросила она, - ты можешь предложить моей дочери, кроме своего сомнительного имени? Где вы будете жить? У тебя нет собственного дома. А Моя Рут благородного воспитания и не будет кочевать за тобой по казармам.
Бедный Хью потупил взор и неловко замялся на месте. Джанет, чувствуя, что следующий ход за ней, взяла слово:
- В качестве своего свадебного подарка Хью я построю ему домик в моей новой деревне Кранног. И еще у них будут постоянные комнаты здесь, в Шиэне. А Рут, милая Мариан, я обеспечу приданым. - Она вновь обернулась на Хью. - Имей в виду, что ты возьмешь в жены состоятельную девушку, племянник. Помимо личного гардероба, белья и посуды, я дам за ней восемьдесят пять золотых монет. Кроме того, у нее есть драгоценности. Жемчужное ожерелье, ожерелье из синего персидского лазурита, по паре жемчужных, гранатовых, лазуритовых и золотых серег и два золотых браслета. И еще, Хью. Брат обещал, что официально признает тебя - без права на наследство, разумеется, - и отныне ты будешь называться Хью Мор-Лесли. Итак, если вы двое уладили свои вопросы, мне кажется, пришло самое время спросить у Рут.
- Если она откажется, тогда соглашусь я сама, - засмеялась Мариан. - Ты неплохо устроился, будущий зять. Словом, вот тебе - мое благословение. Но учти: обращайся с моей дочерью бережно, иначе горько пожалеешь.
Хью отпустили искать будущую невесту, а Мариан села на скамейку рядом со своей госпожой - подобная привилегия даровалась лишь самым старым и преданным из слуг.
- Восемьдесят пять золотых монет... - задумчиво проговорила она. - Я не сразу поняла, мадам, в чем тут дело, но все же догадалась. Сорок лет я служила вам у Османов. Мой муж Алан, да будет ему земля пухом, двадцать два года до самой своей смерти верой и правдой служил нашему господину Селиму. Нашему единственному ребенку, который родился в рабстве, сейчас двадцать три. Вот я и сложила все вместе...
Джанет улыбнулась:
- А ты не зря, оказывается, просиживала с Аланом многие часы, пока он вел бухгалтерию моего мужа. Да, твоя догадка абсолютно верна. Я хочу, чтобы у Рут были собственные деньги. И так должно быть записано в их брачном договоре. В этом случае племянник поостережется быть со своей женой невежливым.
- Как вы предусмотрительны, мадам.
В эту самую минуту Хью Мор-Лесли уже изливал душу перед Рут. Девушка несколько подождала с ответом, чтобы немного попугать его и дать понять бедняге, что она может отказать.., а потом все же согласилась. Свадьбу назначили на канун Крещения.
Ночью выпал снег, и утром на его белизну больно было смотреть. Венчание состоялось в шиэнской часовне Святой Анны, и службу вел отец Пол. Посаженым отцом у невесты был сэр Чарльз Лесли. А после торжественной церемонии гости отправились в холл западного крыла, где Джанет устроила пир.
Народу было немного, но свадьба прошла весело. А когда дело дошло до того, чтобы проводить молодоженов спать, гости и совсем развеселились. Домик, который леди Джанет задумала подарить Хью, решили строить весной, а пока ему с невестой отвели покои в Шиэне.
Джанет, Мариан, Джин, Фиона и Джейн отвели счастливую новобрачную в спальню, где помогли ей снять с себя свадебный наряд, надели на нее красиво расшитую ночную рубашку из нежной шерсти, расчесали на ночь волосы и уложили в постель. Едва они покончили с этим, как дверь распахнулась и Чарльз, Иан и Адам со смехом втолкнули в комнату улыбающегося Хью.
Джанет от имени всех традиционно напутствовала Рут, как привыкла это делать в Турции, и после этого выгнала всех из спальни, дабы гости - в особенности мужчины - не смущали девушку излишне откровенными намеками.
- Спокойной ночи, дети мои, - сказала она молодым, выходя из комнаты последней.
На следующее утро матери жениха и невесты навестили новобрачных, а спустя несколько минут из окна спальни вылетела простыня с пятном крови девственницы, гордо рея на холодном ветру.
Наконец праздничная пора, связанная с Новым годом. Крещением и свадьбой, окончилась, и жизнь в Шиэне потекла в обычном русле.
Невзирая на свое высокое положение и на официальные приличия, Джанет решила разводить овец, для чего приобрела крупный гурт.
Зима выдалась на редкость холодная и снежная. И не будь леди Лесли так любима в народе, она не заполучила бы для своего стада лучших в округе пастухов. Многие скотоводы к весне недосчитались половины голов в своих гуртах, Джанет же удалось сохранить три четверти всех овец.
- Господи, - сказала она как-то майским утром, обращаясь к Мариан, - никак не могу взять в толк, почему так много ягнят родилось этой ужасной зимой? Кто их просил выбирать для появления на свет такое лихое время?
- Они совсем дурные, мадам, - ответила пожилая англичанка, - какой с них спрос?
Ягнята, возможно, и были глупыми, но только не их владелица леди Шиэн. Дело ее быстро расцветало. После стрижки шерсть мыли, сушили и чесали жители деревни Кранног, которую Джанет выстроила на берегу озера прямо напротив своего замка. Причем процесс обработки шерсти повторяли несколько раз для придания ей лучшего качества. Затем шерсть красили специальным красителем, приготовленным самой Джанет. Рецепт был известен лишь ей одной. Помогал ей в этом Немой, бывший слуга из замка Гленкирк, которого Джанет выкупила себе. Его работа состояла в том, чтобы разводить краситель. Немой не мог говорить, но у него был отличный слух, он был неглуп и вдобавок обладал чувством юмора. Он часто ухмылялся, когда люди восторгались удивительной чистотой цвета шерсти. Что бы они сказали, если б узнали, что краситель настаивался на овечьей моче!
После покраски из шерсти делали пряжу. Специальную фабрику Джанет решила не ставить, ткацкие станы были установлены по домам работниц. Причем в отдельных комнатах. Чтобы не попортить товар. Так распорядилась леди Шиан. Шерсть покороче шла на войлок, а из длинных волокон ткали удивительно нежные и мягкие ткани, которые затем поступали для продажи в эдинбургский филиал дома Киры.
Эта семья оставалась для Джанет единственной ниточкой, которая связывала ее с прошлой жизнью. Через Киру из Стамбула от старшего сына поступало ее содержание, через них же она получала письма от милой ее сердцу Эстер. Послания эти одновременно радовали Джанет и причиняли ей боль.
Она прожила в Шотландии уже год, когда посыльный из Эдинбурга доставил ей первое письмо от Эстер. Усевшись в тиши своей передней вместе с Мариан и Рут, Джанет вскрыла большой конверт и стала читать вслух:
"Милая моя госпожа!
Считая, что сейчас уже не так опасно заводить переписку, посылаю вам письмо через своего племянника Арона. Я наказала ему не расставаться с письмом ни на минуту, а в случае, если на их корабль нападут люди Хайраддина-паши, равно как и прочие "дружественные" суда, плавающие под христианским флагом между Стамбулом и Литом, он должен уничтожить письмо без промедления. Но если вы читаете сейчас эти строки, значит, оно было доставлено благополучно, за что огромное спасибо Богу или Аллаху, уж не знаю, как и назвать..."
Женщины рассмеялись этому пассажу, Джанет вернулась к письму:
"Ваш сын сильно тоскует по вас. Ваш отъезд для него фактически то же, что и ваша смерть. Однако этим не преминула воспользоваться Карем. Не прошло и недели после вашей "кончины", - как до Стамбула дошли вести о том, что сын старого шаха Исмаила принц Тахмасп нарушил мир, много лет назад предложенный султаном Селимом, и захватил Битлис. А вскоре его конников видели в Багдаде.
Султан Сулейман послал Ибрагим-пашу на усмирение бунтовщиков. И сделал он это по предложению Карем. Поначалу я не знала, чем это объяснить, по теперь, по прошествии нескольких месяцев наблюдений, я совершенно точно знаю, что она думает избавиться от Ибрагима. Вы заблуждались, мадам, когда говорили, что ее властолюбие ограничивается лишь стенами султанского гарема. Она хочет править всей империей, но отнюдь не так тонко и мудро, как это делали вы, а открыто и агрессивно. Избавившись от Гюльбейяр и от вас, она поняла, что теперь у нее на пути стоят только Ибрагим-паша и принц Мустафа. И я боюсь за них обоих. Ей удалось устроить так, что в поход вместе с Ибрагимом-пашой отправился и Искандер Челеби..."
- Боже правый! - прошептала Джанет. - Чертов казначей! Главный соперник Ибрагима в борьбе за доступ к уху султана!
- Читайте дальше, мадам, - взмолилась Мариан. Джанет продолжила:
"Ибрагиму было приказано идти прямиком на Багдад. Но он вместо этого повернул в горы, обогнул озеро Ван, близ Битлиса, и обезопасил себя с тыла. После этого перешел с армией через горы, взяв курс на Тебриз, где правит сейчас принц Тахмасп".
На этом месте Джанет прервалась и воскликнула:
- Умница! Он многому научился у Селима.
- Ну же! - нетерпеливо проговорила Мариан.
"Но гонцы, вернувшиеся к султану, в один голос твердят, что Ибрагим-паша помешан на власти и утверждает, что он один одерживает теперь победы, на которые не способен Сулейман. Они даже показали вашему сыну один из военных приказов, подписанный Ибрагимом-пашой. Так вот, подпись гласит: "Султан"! Карем дала мне взглянуть, и я просто поразилась смелости Ибрагима. Надо сказать, что я у Карем в большой чести, она ко мне благоволит. Видимо, для нее очень важно, что я была вашей близкой подругой. Она, наверное, думает, что общение со мной прибавляет ей в глазах окружающих веса. Сайра-Хафизе "мертва" уже год, а Карем-кадина все еще ее боится.
Что до подписи на том приказе, то это весьма ловкая подделка. Я и не подозревала в Искандере Челеби таких талантов! Фальшивые донесения тем не менее огорчили султана, и он, оставив Карем, поехал в армию к Ибрагиму.
Багдад ныне снова в руках султана, а Искандер Челеби, пойманный на том, что обворовывал армию и тайно сносился с персами, казнен. Перед смертью он, правда, пытался все свалить на Ибрагима. Говорил, что он с ним был заодно и что даже нанял убийц для Сулеймана. И я не знаю, чем закончилась бы вся эта история, не будь султан и Ибрагим-паша друзьями с детства...
Все же я опасаюсь за главного визиря, Я предупредила его через вашу дочь, его жену, но излишняя уверенность в себе мешает ему относиться к Карем как к серьезной угрозе. А учитывая то, что я услышала недавно, эта ошибка может обернуться трагедией.
Рабыня, которая ухаживает за волосами Карем, по национальности еврейка. Когда я узнала об этом, то принялась умолять Карем даровать девушке свободу. Султанская кадина согласилась, но поставила условие: чтобы та прежде обучила своему искусству какую-нибудь другую рабыню. Сараи - так зовут мою соплеменницу - сейчас как раз этим занята. Она очень благодарна мне за свое вызволение из рабства и за то, что я взяла ее в свой дом.
Недавно она рассказала мне, что Карем открыто заявляла, что, мол, султан скоро официально женится на ней! Я тут же зачастила в Эски-сераль, но сама ничего не услышала. Это выдумки, конечно!
В последних строках прошу вас, моя госпожа, по возможности не обходить своими милостями мою милую подругу Мариан и ее дочь Рут. Да хранит вас всех Бог.
Преданная вам
Эстер Кира".
Несколько минут женщины сидели молча. Затянувшуюся тишину нарушила Джанет, разразившись громкими проклятиями. Отведя душу, она поднялась, подобрала юбки и спросила:
- Посыльный от Киры еще не отправился в обратный путь?
- Нет, - пролепетала бледная Рут.
- Он не уедет, пока я не составлю ответное послание. Но сейчас уже поздно, так что пусть останется у нас на ночь. Уедет с рассветом. Мне нужно время, чтобы собраться с мыслями. Ступай передай ему, Рут.
- Слушаюсь, миледи, - ответила та и выбежала из комнаты. Джанет стала нервно расхаживать взад-вперед.
- Как мог он, наш с Селимом сын, совершить такую глупость? Чарльз всего только шесть лет провел в Турции, однако, когда я рассказала ему о выходках Карем в отношении меня, он сказал, что за это ее следовало бы удавить! Он больше турок, чем мой первенец! Ни один султан со времен Османа не заключал официальных уз брака с женщиной! Сулейман хочет унизить память всех тех, кто рожал османским правителям наследников престола империи! Включая и мою память! Хочет унизить Фирузи, Сарину и Зулейку! Я не допущу! А Карем.., как она посмела вообще помыслить об этом?! Будь проклят тот день, когда я впервые увидела ее в доме дочери за вышивкой и вытащила ее оттуда, подняв к самым вершинам власти!
- Вы ничего не в силах сделать, миледи. Теперь Карем-кадина является в султанском гареме полновластной хозяйкой, - проговорила Мариан. - Вы же мертвы для Османской империи.
- Я жива, жива! - горячо воскликнула Джанет. - Немедленно принеси мне бумагу и перо! И оставь меня на время. Никого не пускай, пока я не закончу. Никого! Если придет лорд Хей, передай ему, что у меня срочное дело и что я не желаю никого видеть, даже его. Если он будет ломиться ко мне силой, вызови охрану!
- Да, мадам, - сказала Мариан, передавая своей госпоже несессер с письменными принадлежностями.
Служанка вышла из комнаты. Несколько минут Джанет сидела неподвижно, уставившись на чистый лист бумага, лежавший перед ней. Потом взяла перо и написала:
"Милая Эстер!
Твое письмо сильно огорчило меня и вызвало целую бурю чувств, поэтому я решила ответить на него без промедления. Я вложу в конверт отдельное послание для моего сына. Прошу тебя прочитать и его.
Хочу попросить тебя о великой услуге, подруга. Попробуй как-нибудь остаться с султаном наедине, чтобы передать ему письмо. Добиться этого будет нелегко, ибо Сулейман питает нездоровую склонность к соблюдению церемониала и всегда окружен придворными. Но я пошлю вместе с письмом кое-какие шотландские дары, которые должны представить интерес для сына. Скажешь ему, что это от лорда Лесли, который в прошлом году был в Стамбуле. Потом, когда позволит время, я напишу о себе более подробно. Но чтобы ты и мои сестры не волновались, могу сказать, что у меня все нормально. Я даже завела собственное дело, которое процветает.
Хочу передать тебе радостную новость. В начале января наша Рут вышла замуж за капитана моей охраны и уже ждет ребенка, который родится в середине осени.
В последних строках выражаю крепкую надежду на то, что ты не подведешь меня.
Валидэ Сайра-Хафизе".
Джанет отложила письмо в сторону, взяла чистый лист и стала писать Сулейману:
"Сын!